Два.

А потом, случилась страшная беда – заболела наша мамочка.
Поздно она спохватилась, всё работала, себя не жалела, надеялась переможется и само пройдёт. Врачи сказали: «Необратимые изменения». Сильно мучилась она перед смертью, сама её звала. В самые распоследние часы остались мы с мамой в палате одни. Её словно отпустило, видно съела болезнь всё что могла и ушла прочь.
- Машенька, девочка моя! Одна ты остаёшься. На отца нашего надежда плохая, слабый он человек. Уже за то спасибо, что не сбежал, как узнал, что жена дочку-инвалида родила. Ты у меня сильная, добрая, оставляю я на тебя Дашеньку. Не бросай её. Я не слепая, всё видела, для чего ты себя ломала, негодной девчонкой выставлялась. Люблю тебя за это ещё больше и горжусь тобой, красавица моя!

Первый раз за восемнадцать лет мама меня красивой назвала. И я поняла, будто в ухо мне прошептали, что она сейчас говорит со мною самый последний раз.
- Мамочка, не волнуйся! Никогда я Дашу не брошу! Всё будет так, будто ты сама сделала!
Расцеловала я маму и бросилась в коридор – отца и сестру позвать, они на воздух вышли. Прибежали мы, но мамы уже не было. Даша на меня очень обиделась тогда:
- Вот, и тут ты меня опередила! Мама с тобой попрощалась, а со мной не успела! Если бы ты меня раньше позвала…
Похоронили маму.

Отец, конечно, погоревал с полгода, а потом тётя Люся его присмотрела. Долго ли, коротко ли, а перебралась она к нам жить. Я была не против, чего уж там теперь. Тётка она была незлая, бездетная. Нас с Дашенькой не обижала. Не любила, нет, да и с чего бы, ведь не мать. Просто не замечала – есть мы или нету, ей дела не было. Даша вначале злилась, особенно когда тёть Люся мамины вещи надевала, но я её жалела, успокаивала:
- Дашенька, мама сама перед смертью просила, чтобы мы папе жить не мешали. Пусть себе ходит Люся в маминых платьях – это ж память. Неужели лучше, если бы их выбросили?

Прошло два года. За это время я окончила медицинский колледж и вернулась в посёлок медсестрой. Устроилась при поликлинике в процедурный кабинет. А Даша только на курсы отходила и работала в социальной службе – помогала одиноким людям хозяйство вести.
К двадцати годам Даша повыровнялась. Так, с первого взгляда, и не заметишь, что у неё есть физические недостатки. Плечико одно повыше, да в лице небольшая асимметрия. Волосы у Дашеньки густые, пшеничного цвета, она их остригла до лопаток – очень ей идёт! Только худенькая, прямо тростиночка! Тащит для своих пенсионеров сумки из магазина и вся вбок изгибается! Я, как смена заканчивалась, сразу бежала ей помогать – народу в службе помощи не хватало, вот и работала Даша на две ставки.

Продолжение следует.