Одной из каждогодних осеней моей земной жизни, мне довелось совершить поездку в некий провинциальный городок, что недалеко от «столицы нашей Родины». Октябрь вразрез с предрассудочной традицией воплениц саркастически смеялся дождями, небо заливалось серыми кучами туч, в которых пропадали кричащие от непонимания смысла бытия галки. Купив в кассе билет по паспорту, я зашел в пригородный автобус и присел на заднее сиденье у окна, удивляясь про себя идиотизму российских властей, которые умудрились додуматься продавать гражданам билеты в пригородные автобусы по их же паспорту. Со злости я занял не своё место, а сел туда, куда мне захотелось, мысленно послав всех в объятья к христопродавцу.

- Только бы никто не подсел ко мне, – было подумал я, как тот час увидел перед собой поджарую фигуру женщины с безрадостным лицом, на котором отражалась вся неустроенность быта и тяготы провинциальной жизни в Российской Федерации.
Женщина была заметно старше меня и ничем не отличалась от большинства таких же, как она, провинциальных женщин. Она энергично уселась рядом со мной на сиденье и сразу же начала говорить.
- Вы не знаете, этот автобус поедет через мост или будет ехать через город с остановкой? – спросила она.
- Не знаю. – Ответил я.
- Да, вообще-то мне тоже всё равно. Главное, чтобы не задерживался долго в пробках, а то поздно приедем. А вы куда едете? – продолжала говорить она.
- Безусловно, я куда-то еду физически. Но, несмотря на то, что я еду по конкретному маршруту, конкретно я никуда и ни к кому не еду. Я просто еду. Как бы бесцельно. Потому что мне конкретно некуда ехать. Или вы думаете, такого не бывает? В нашем мире такое бывает гораздо чаще, чем вы можете себе представить. В нашей жизни много всего разного. Там, где я еще недавно жил и откуда уехал, остались только те, кто вызывают во мне много противоречий, я не хочу туда возвращаться в ближайшем будущем.
- Как же так? - поинтересовалась она.
- Так, и никак иначе. – Ответил я, давая ей понять, что разговор закончен, что я хочу на этом поставить точку, и не желаю больше продолжать беседу. Но женщина этого не поняла. Она стала задавать еще более глупые вопросы. Чтобы она, наконец, поняла, что мне не интересны её разговоры, я давал лаконичные ответы в форме кивков и мотания головой. Но женщина не унималась, она продолжала говорить, даже когда я перестал на неё реагировать вовсе. – Что-то здесь не так, – подумал я – какого лесного жителя она не унимается? Я не люблю такую музыку. – Но вот женщина замолкла. – Как хорошо, - подумал я. - Теперь я наконец-то могу поспать.
Но сон не сбылся. Как процесс. Неожиданно женщина стала кашлять, как сумасшедшая. Её мерзкий кашель не прекращался ни на минуту. Ложно откашлявшись на некоторое время, она вновь продолжала кашлять с прежней силой. Понимая, что всех раздражает, женщина покопалась у себя в сумочке, и достала из неё какие-то таблетки.

- Ну, наконец-то – снова подумал я, - до неё дошло, что нужно принять лекарство. А то это же просто невозможно терпеть. Надеюсь, теперь она перестанет кашлять, кашлюнья.
Но кашлюнья не перестала кашлять даже спустя полчаса, она продолжала увлеченно и размеренно кашлять, с небольшими интервалами. Сила её кашля варьировалась в зависимости от её способности сдерживать позывы кашля в разные моменты времени. Так, если она могла сдержать позыв – кашель получался тихим, если же нет, то кашель превращался в интенсивный поток громоподобия.

- Женщина легкого поведения… а что, если она заразна? – подумал я, и от этой мысли мне стало еще хуже. – Что же делать? Когда она выходит? Ну, выходи уже, высаживайся, пошла вон! Нет, она не выйдет отсюда, по крайней мере, часа четыре, если едет не до конечной… а если до конечной? Женщина легкого поведения… тогда она не выйдет целых пять часов! Я не вынесу этого. Нет, этого так оставлять нельзя. Я не позволю отравлять себе и окружающим меня особям рода человеческого движение в автобусе, которое – жизнь.

Я хотел, было, ударить кашлюнью электрошоком, который лежал у меня в рюкзаке, но потом подумал – а вдруг она испустит дух, а я задохнусь от запаха паленого мяса, ведь у меня аллергия на человечину, и с собой ни какая-нибудь заумь, а вещь под 10 Вт? Нет, пожалуй, электрошок не годится. Пневматика – вот выход из этой затруднительной ситуации! Точно, она самая! Хотя… а вдруг кашлюнья окажется сверхпрочной, и от резиновых пуль раскашляется только еще сильнее? Конечно, можно выпустить в неё все пули, но кто её знает, сколько пуль ей может понадобиться?! Кашлюньи – они непредсказуемые создания. А что же тогда, что? Если не электрошок и не пневматика? Слезоточивый газ? Нет, тогда здесь всем настанет белая лиса, в том числе и мне, а мне этого как-то не хотелось бы пока, а может и вообще. Обрез! Вот оно – решение! Точно, он самый. Хорошо, что я захватил с собой обрез. Как чувствовал, что понадобится. Не зря мне бабушка всегда говорила: «Ты, внучек, как жопой чувствуешь, блять, ситуацию, разъеби тебя в ноздри. Я просто в ахуе». Всё, думать некогда, времени в обрез, которым я убью кашлюнью, а вместе с ней уйдет и её мерзкий отвратительный кашель. И что тут было думать? Как я сразу не догадался? Пора действовать, иначе моя голова скоро взорвется от её тошнотворных мокротных сипов. Всё-таки, я гений. Но, уже достав из рюкзака обрез, в самый последний момент я осекся: выстрел может напугать водителя, и он собьется с пути, - подумал я, - а мне этого совсем не надо. Я хочу знать, куда я еду, хоть мне и всё равно.
Я снова начал думать, что делать. Пока я усиленно думал над разрешением проблемы, автобус остановился возле какого-то небольшого вокзала, по левую сторону от которого располагался табачный ларек и аптека.

- Стоянка 10 минут. – Просипел водитель пропитым голосом.
– Правильно, аптека! Спасибо за идею. – Сказал я, обращаясь к духам тишины. – Я куплю шприц и вколю кашлюнье 20 кубиков морфина, сразу, чтоб уж наверняка. Вот только где морфину-то взять? Не убивать же, в самом деле, за него аптекаршу? Да и не факт, что он там обязательно есть. И потом, это будет уже сразу два убийства, а может статься, что, сделав недееспособной аптекаршу, на кашлюнью препараты не подействуют, ведь не помогли же ей её таблетки. Видимо, она – сама зло. Никак иначе, от дьявола. Говорила мне бабушка, что бывают такие люди, маскируются под людей, а на самом деле и не люди совсем. Как сейчас картина перед глазами вырисовывается, сидит моя бабушка в кресле с папиросой во рту, и медленно покачивая головой, говорит:
- Запомни, внучек, в мире полно уродов, ебать их в ноздри. И люди есть, но уродов, блять, больше. Практически одни уроды кругом, одержимые бесом окаянным, чтоб им усраться уёбкам. Переубивала бы всех нахуй, козлов, прости меня Кришна. – И глядя на засохшие презервативы молодости, которые она хранила в хрустальной вазочке на память, бабушка три раза совершала крестное знаменье.
Продержавшись несколько секунд в моем сознании, картина разлетелась вдребезги. Её сменило опостылевшее лицо кашлюньи, которая на сей раз кашлянула сильнее прежнего. – Ах, как бы было замечательно, если бы на такие же осколки разлетелась и кашлюнья. – Подумал я. – Почему она не разлетается? Давай, разлетайся! – я представил себе, как кашлюнья разлетается на мелкие кусочки, которые разбиваются об салон автобуса, оставляя кровяные следы на стеклах его окон, с которых медленно стекает густая темная кровь.

Но кашлюнья не разлеталась. Наоборот, она продолжала кашлять, как заведенная. Больше я терпеть этого не мог. Я вышел из автобуса и нервно вздрагивая, подошел к какому-то старику с бородой, внешне похожему на старообрядца Лёву Толстого. Я выдержал небольшую паузу и спросил:
- Простите, у вас не найдется немного конопли?
Старик посмотрел на меня благодушными глазами и, не открывая рта, как бы изнутри, ответил мне с каменным лицом:
- Конечно. Вот, здесь косяк. – Он протянул мне раскрытый довоенный портсигар. – Возьми и ступай с миром, сын мой.
Я поблагодарил старика и, помахав рукой пролетающим над моей головой пассажирам в самолете, уткнулся носом в любимую книгу о вкусной и здоровой пище, продолжив чтение вслух. На счет четырнадцать из кучи туч вылетели окровавленные галки и одна жирная утка, которую я назвал Боттичелли. Я всегда обожал Боттичелли, а старик стоял и смотрел на противоположную сторону улицы. Ни один мускул не дрогнул на его лице при виде Боттичелли. Он не любил его, ему больше нравились лилии Моне. Я знал это ещё до встречи с ним. Моё чутье меня никогда не подводило. Я видел и раньше, как он постоянно повторял:

- Идолопоклонники. Идолопоклонники. Идолопоклонники. Доля вероятности сквозистости спиралевидности. Мне известно это.
Я соглашался с ним, поскольку знал, что ты можешь расти, как любой живой организм. Я снова уткнулся в книгу и увидел там кашлюнью. Она была голая и, улыбаясь беззубым ртом, прикрывала срамное место свежесорванным листком конопли. Я закрыл глаза. Образ кашлюньи исчез. Неожиданно для себя я понял, что галки были сиреневыми. Я успокоился ровно на счет четырнадцать, но снова услышал кашель и тогда подумал:
- А может, её зарезать? – на этот раз мысль моя, выбившись из под моего контроля, прозвучала вслух на весь автомобиль с ручным управлением. Хотя я отчетливо помню, что у меня всегда был автомат. Другая мысль, мысль о том, что куртка в ГУМе стоит 20 тысяч, также не покидала меня.

- Давно пора! – раздался неожиданный возглас.
- Повесить её! Во имя Аллаха! – раздался другой.
- Давайте разобьём ею стекло и выбросим её через аварийный выход на проезжую часть, под грузовики, как завещал нам Великий Заратуштра?

Голоса раздавались один за другим. Это была группа поддержки. Не понимаю, как все эти люди оказались в моем автомобиле, ведь он не вмещает в себя столько человек, но меня поддержали и это главное, слава Господу нашему, Всевышнему. Я победил в этой схватке, не прибегнув ни к одному виду оружия. Ни к одному. Кроме мысли один и мысли четырнадцать. При помощи предпоследней я смоделировал события, и кашлюнья пошла вразнос. Кто-то набросился на неё с электрошоком, кто-то с обрезом, кто-то с бензопилой (видимо для дачных дел кто-то вёз), кто-то с ломом, молотком и зубилом, но… мне уже было всё равно, я уже вышел из автобуса, направляясь по освещенной фонарями узенькой улочке по месту прибытия, с целью проветриться и увидеть японских пчел. Они звали меня. Я шел, набирая в легкие побольше воздуха, который был чудесным. Вокруг не было ни души, лишь впереди меня шел человек в цилиндре с тростью и с собакой на поводке, а позади раздавались вопли, треск электрошока и звук бензопилы. Это добрые пассажиры, широчайшей души люди, граждане Российской федерации и, судя по акцентам, не только, проводили экзекуцию над кашлюньей. Вдали стали вырастать пчелы, они уже взошли. – Бабушка была права, - подумалось мне, - и люди есть. - Я заглянул в широкую лужу, попавшуюся мне на пути, в которой отражались звезды. – Звезд немало.