• Главная
  • Кабинетик заведующей
  • Туса поэтов
  • Титаны гондурасской словесности
  • Рассказы всякие
  •  
  • Сказки народов мира
  • Коканцкей вестникЪ
  • Гондурас пикчерз
  • Гондурас news
  • Про всё
  •  
  • ПроПитание
  • Культприходы
  • Просто музыка
  • Пиздец какое наивное искусство
  • Гостевая
  • Всякое

    авторы
    контакты
    Свежие комменты
    Вывести за   
    Вход-выход


    Зарегистрироваться
    Забыл пароль
    Поиск по сайту
    09.04.2012
    УТРО ЗВЕЗДОЧЕТА
    Рассказы всякие :: Сергей Дигол


    Начало здесь:


    http://www.gonduras.net/index.php?a=7620  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7623  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7627  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7636  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7643  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7649  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7652  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7658  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7661  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7669  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7680  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7682

    http://www.gonduras.net/index.php?a=7704  

     

    4

    Звонок Марии застает меня в момент очередного душевного надлома. Мне даже кажется, что я не узнаю себя в зеркале, и так происходит каждый раз, когда я меняю мнение о другом человеке. Теперь Карасин кажется мне заунывным ничтожеством и мелочным склочником, и я не могу отделаться от мысли, что самые большие любители сплетен – это одиночки и отшельники. Выходит, Догилева права?

    К режиссеру Виктюку я, напротив, преисполнен тихого восхищения. Такое чувство,

    еще более приятное, чем гордость за себя, мне приходилось испытывать к раненным на задании коллегам. Его экранные причитания, от которых мне в квартире впервые почудился запах ладана, теперь кажутся обычным лексиконом божьего человека. После статьи Карасина я и вовсе готов признать его мучеником.

    «Наше всемогущее и не вполне традиционное лобби», писал Карасин, «напоминает героя Сэлинджера; жаль только, что их мотивы не столь благородны. При этом «своих» они не бросают с тем же маниакальным упорством, с каким Холден Колфилд мечтал об отлове заигравшихся на краю пропасти детишек. Мне очень хочется верить, что слухи, по которым Роман Виктюк знаком широкой публике куда больше, чем по своим спектаклям, отомрут сами собой, когда станет очевидно, что это всего лишь слухи. Мне хочется верить, что «цветное» лобби в своих конвульсивных стремлениях спасти, поддержать и вознести все подобное себе не протягивает свои щупальца к режиссеру Виктюку. Я надеюсь, и сейчас наступает редкая минута, когда во мне говорит апологет отечественной театральной школы, что Роман Андреевич Виктюк всей своей многолетней деятельностью на благо сцены готов сделать главный в своей жизни шаг – завязать с этим делом. Не признавать же его, в самом деле, выкормышем «голубого» питомника – а в случае его отказа, другого выхода, боюсь, мне не оставляют. И не надо, ради всего святого, трясти чучелом прокуратуры перед моим носом!

    Роман Виктюк – это «Сектор Газа» отечественной театральной сцены, и я надеюсь, что вслед за ревнителями нетрадиционных ценностей на меня не ополчатся защитники политической и особенно внешнеполитической корректности. Тем более, что не о Палестине речь. В конце восьмидесятых грузчикам мясокомбината было достаточно взять в руки гитары, выйти на сцену и прохрипеть в микрофон матерные куплеты. Так появился на свет «Сектор Газа», самая продаваемая группа в советских пунктах звукозаписи. Было бы странно, если бы эти бодрые, но совершенно бездарные ребята до сих пор грелись на вершинах хит-парадов. Во время революции всегда так: достаточно крикнуть «дерьмо!» и ты – законодатель новой словесности, ниспровергатель душивших свободу сатрапов. Много ли гениев эпатажа, повыползавших в Перестройку, отменно чувствуют себя до сих пор? В политике – Жириновский, на эстраде – Моисеев, в театре – Виктюк. Начав с шока, они им и продолжили, и теперь шок - это мейнстрим. Революционный пыл давно выветрился, и оттого спектакли Виктюка смотрятся, пользуясь наиболее подходящей к нему метафоре, как шестидесятилетняя баба из немецкого порнофильма, дающая одновременно группе несовершеннолетних. Нюанс еще в том, что баба эта – трансвестит. Собственно, кроме эпатажа, ничего в этом мейнстриме нет, мейнстрим, как и эпатаж Виктюка – пустышка. Но почему-то я все же сомневаюсь, что Роману Андреевичу дадут так просто уйти, подпитывая давно истлевшую веру в собственный талант регулярными вливаниями. Такое оно, это лобби: однажды согласившись принять его помощь, становишься его заложником без шансов на освобождение».

    Статью я читал в бумажном варианте и, отложив журнал, еле удержался от посещения служебного туалета. Так неудержимо хотелось густо намылить руки. Звонки Марии всегда напрягают меня, но сейчас я словно выныриваю из вонючей жижи навстречу ее номеру на экране оповещателя. Сегодня, через сутки после похорон Карасина, я оказываюсь в странной ситуации: обладая каким-никаким материалом, я наблюдаю стремительное истощение общественного интереса к убийству. В редакциях газет и Интернет-сайтов словно открыли шлюзы, и теперь они, а не им, сливают информацию: новость оказалась горячей, но скоропортящейся. Еще пару дней, и мой взгляд будет скользить по новостным заголовкам как по дну высохшего бассейна.

    Мое информационное меню обеднело настолько, что остается, по большому счету,

    одно блюдо - статьи Карасина. Их все еще много, и я поглощаю их без прежнего аппетита. После материала о Виктюке у меня гудит голова и подташнивает, я чувствую себя разбитым, как в похмельное утро. Я словно побывал в уличном переплете, хотя теперь я готов признать, что есть в мире вещи, за которые не стыдно избить в темном переулке. За Виктюка Карасин заслуживал наказания, и я не чувствую даже малейших покалываний совести, жалея о том, что отомстить за показавшейся мне родственной душу уже не получится.

    - Не сможешь сегодня? – спрашивает меня трубка голосом Марии.

    Вычислить мои намерения для нее не представляет труда, ведь Мария относится к редчайшему типу женщин. Она, можно сказать, уникум: позволяет бесконечно обманывать свои ожидания. А ожидание у Марии с некоторых пор одно - это я.

    И это после всего, что у нас было. И это после того, что все у нас было всего однажды.

    Редкий секс, кстати, не стал для меня шоком. Последние годы с Наташей научили меня половому смирению. Хотя с Марией, возможно, способностью воздерживаться я лишь оправдываю собственную лень. С Наташей все было по другому: я хотел секса, и иногда даже паниковал, чувствуя, как желание угасает во мне. Я не виню ее, просто Наташа ничего с собой не могла поделать. Как любая нормальная женщина, запрограммированная на деторождения, она эту программу выполнила дважды, но заслуженного умиротворения не получила. Мои заработки постепенно превращали ее в хищницу, но я не мог рассчитывать на то, что свою энергию она будет расходовать в постели. Она хотела набитого купюрами матраца, а от нашего ложе у Наташи ломило в спине. Стоит ли удивляться, что мы задолго до развода перестали спать вместе? Мы без труда находили оправдания, каждый из нас ждал от другого лжи, и мы легко и без уверток подыгрывали друг другу.

    Наташа спала в детской комнате. Ее волновали одеяло Андрея, которое он сбрасывал себя по десять раз за ночь, и ночной горшок Валерии. Мне эти проблемы не грозили, зато я вставал в пять утра, и ранние рабочие будни служили мне не менее убедительным, чем Наташины материнские хлопоты, оправданием. Мы играли друг с другом, мы обманывали и заранее настраивались на обман. Правда, я до конца не предполагал, что наша заведомо ничейная партия завершиться моим поражением, как не верю до сих пор, что себя Наташа считает победительницей.

    Когда же жена ушла, во мне словно повернули ключ зажигания. Я почувствовал, как заглохшее было либидо снова набирает обороты. Дома у меня звенело в ушах; я списывал это на давление, а не на одиночество. В сердце же поселился скорпион с огромным жалом. Помимо этого, меня одолевала новая беда – мысли о самоубийстве, но как ни странно, при всех моих проблемах я чувствовал себя очень бодро. Мне было легко: с меня свалилась тяжелая ноша, и я чувствовал себя готовым к тому, чтобы завоевать едва проигранное. Поначалу мне очень хотелось, чтобы Наташа узнала о моей новой работе – не от меня, конечно. Я не рассчитывал вызвать у нее приступ гордости, да мне и самому хотелось поскорее вырваться из окружившей меня толпы возбужденных пресненских коллег. Я мог рассчитывать лишь на трезвый ум и логику Наташи – качества, которые она вынуждена была выпестовать в себе за годы нашей совместной жизни. А еще - на то, что она оценит широту открывшихся мне перспектив.

    Я сдержался: Наташе о новой работе не сообщал и не уверен, что даже сейчас она

    вздрагивает от аббревиатуры «СКП». Все же у меня есть основания предполагать, что новый виток моей карьеры заставил бы ее задуматься. В конце концов, удивилась же она, когда я без колебаний и скандалов согласился на развод, хотя, возможно, моя покладистость была ей неприятна. Каково женщине чувствовать, что за нее даже не пытаются бороться? Возможно, в этом и кроется секрет удивительной для Наташи решительности: на сбор вещей и вывоз детей у нее ушел всего лишь один последовавший за нашими объяснениями вечер.

    В тот вечер я и познакомился с ее новым мужем. На бумаге Наташа все еще была Судницыной, но процедура неизбежной замены паспорта уже была запущена, для чего хватило моего устного согласия на развод.

    Признаться, я ожидал худшего выбора, и вряд ли мое внутреннее ожидание могло быть другим. Наташа бежала от меня, бежала от безысходности, и осознание этого угнетало, но одновременно и льстило мне. Я не сомневался в том, что в соперники получу какого-то недоноска.

    Когда же в квартиру, вслед за Наташей, вошел почти двухметровый верзила с густыми усами, я не удержался от многозначительного покачивания головой.

    - Солидный выбор, - сказал я Наташе.

    Не обращая на меня внимания, здоровяк вопросительно посмотрел на Наташу.

    - По коридору налево, - сказала она, и тут я увидел его.

    Человека, вынырнувшего из-за спины грузчика, или водителя, или бог знает еще кого; в тот момент мне меньше всего хотелось разбираться в личности усатого мужика. Сомнения отпали: этот второй вошедший и был избранником моей жены, и теперь у меня были все основания чувствовать себя униженным. Один его вид не оставлял мне шансов. Он был, безусловно, состоятелен, со вкусом одет, да к тому же симпатичен. Он сдержанно кивнул мне и стал в углу прихожей.

    - Чаю не хотите? – у меня в руке и в самом деле остывала чашка с чаем.

    - Благодарю, - снова кивнул он и без тени сарказма добавил, - в другой раз.

    - В другой раз, - повторил я и, хмыкнув, понял, что присутствую при акте позорной капитуляции.

    О скандале не могло быть и речи. Я просто не представлял себе, как такое возможно – плеснуть чаем в это интеллигентное лицо. Еще я знал, что без ответа не останусь, и это меня успокоило: я убедился, что мои дети в нормальных руках.

    Бледное лицо Наташи заметно порозовело, она поняла, что ничего страшного не произойдет, и это вызвало у нее естественное воодушевление.

    - Никита, это Сергей, Сергей это Никита, - представила она нас друг другу. - Мы с Сергеем договорились, что по выходным он сможет забирать детей, - добавила она, поочередно кивнув нам обоим.

    Расслабившись, Наташа дала понять, что на меня возлагается особо почетная миссия:

    возиться с детьми, пока она будет наслаждаться медовым месяцем.

    - Что-то не так? – повернулась она ко мне. – Мы вроде договорились, нет?

    Я чувствовал, как бегающий взгляд Наташи выжигает мне лицо, на ее лбу обозначились складки. Она хотела разгадать причину моего замешательства и мучилась от неспособности покопаться в моих мыслях.

    - Все так, - мотнул я головой. В это мгновение я окончательно сдался.

    Мне стало легко и весело. И в самом деле, какие могут быть обиды? Я отдавал жену и детей в хорошие руки, взамен получал свободу, с которой не представлял, что буду делать. Позже я узнал, что Никита является совладельцем автоцентра в Медведково, в чем он признался мне сам, неожиданно явившись в мою опустевшую квартиру пару недель спустя. Дальше порога я его не пустил, и это выглядело как обычное решение оскорбленного и плохо воспитанного человека. Достоинство, однако, не изменило ему. Никита подробно описал школу, в которую отдали Андрея; оказалось, он заранее лично ездил договариваться с директором.

    - А насчет не вполне привлекательного района, - словно отвечая на мою невысказанную претензию, сказал он, – согласен, далековато от центра, но мне так удобно. Автоцентр – всего в получасе езды. К тому же в квартире у нас просторно и комфортно: в прошлом году я сделал большой ремонт, - добавил он, не сводя с меня глаз.

    Я оценил его тактичность. Он даже мельком не взглянул на потрескавшийся потолок и выцветшие обои. Да и переселились мои бывшие домочадцы не на край Вселенной. Дом с трехкомнатной квартирой Никиты располагался на проспекте Менжинского, в пяти минутах ходьбы от станции «Бабушкинская», посещение которой, полагаю, не является для Наташи и детей насущной неизбежностью. Личный водитель и, по крайней мере, личный автомобиль прямо из автосалона им обеспечены. Знай я в момент нашего с Никитой знакомства, что в на протяжении семи лет он хранил верность первой супруге, женщине, которая погибла в автокатастрофе и так и не успела одарить его детьми, - клянусь, я бы подал ему чашку горячего чая молча и прямо в прихожую.

    С Никитой я почувствовал границу низости, а то, что это низость, я понял благодаря ощущению границы, в которую уперся и которую не мог позволить себе перейти. Я мог подпортить ему жизнь, пусть это мне, возможно, и стоило бы едва наметившегося взлета. В противостоянии власти и денег последние не всегда проигрывают, тем более, что я играю в команде власти. Я даже не думал расшатывать под Никитой стул, в конце концов, теперь на его коленях сидела Наташа, а на шее – двое моих сорванцов. Моим оружием должно было стать терпение, и я ощущал, как мой позвоночник наполняется свинцовой волей.

    Я видел цель и этой целью было возвращение Наташи. Ради этого я готов был, если понадобиться, перевернуть Следственный комитет с ног на голову. Когда я понял, что руководить стройкой, лежа под бетонной плитой, по меньшей мере глупо, я стал тем, кем стал. Невротиком с теорией заговора и идеей самоубийства.

    И все же Наташа не выходила у меня из головы. Чем больше проходило времени, тем чаще я думал о ней. Тем беспокойней я метался в постели, а она - не покидала моих снов. Я ловил себя на том, что пытаюсь воздействовать посредством детей, которых дважды в месяц по выходным подкупал пирожными и однообразными развлечениями. Мне

    хотелось нравиться им, я даже начал испытывать гордость за них. Андрей и Лера росли на моих глазах, меняясь раз в две недели, и именно теперь я впервые чувствовал себя причастным к их взрослению.

    Наташа, по видимому, придерживалась другого мнения, и на связь со мной выходила лишь в крайнем случае. Обычно, когда мы договаривались об очередном уик-энде по телефону. Я приезжал в их новую квартиру, где меня ждали два исключающих друг друга варианта развития событий – минута топтания в прихожей и посиделки на кухне. К последнему неизменно приглашал Никита, и в моей памяти, как в программе компьютера, всякий раз всплывали воспоминания о нашем с ним знакомстве. Эти приглашения, впрочем, были лишь атрибутом вежливости и тяготили, прежде всего, самого Никиту. Не приглашать он, однако, не мог, я же не мог остаться: одетые дети встречали меня в прихожей, Наташа же, не обращая внимания на наши с Никитой реверансы, быстро выталкивала меня из квартиры вместе с детьми.

    В один из таких воскресных дней я и впервые и оказался во «Флибустьере». До этого бар, мимо которого я ежедневно проходил вот уже в течение двенадцати лет – с того момента, как его открыли на месте бывшего магазина велосипедов, – казался мне мрачным снаружи и провонявшимся изнутри. На деле все обстояло ровным счетом наоборот. Затемненные стекла, по вине которых с улицы казалось, что в баре никогда не бывает посетителей, словно создавали защитный барьер от ядовито-желтых, если смотреть из бара, домов, автомобилей и ставших похожими на живых покойников пешеходов. Пахло в баре исключительно сигаретным дымом, но тошноты я не испытывал: бар мне понравился сразу, и попадая внутрь, я мгновенно расслаблялся. Такие мгновения и определили успех моего первого визита сюда. Я решил, что закажу выпивку и понял, что не уйду, пока не напьюсь.

    Было около восьми вечера, и я еще не остыл от проведенного с детьми воскресенья и от двух – утреннего и вечернего – свиданий с Наташей, общее время которых не превышало трех минут. То, что Наташа потеряна для меня окончательно, я понял в ту самую секунду, когда решился повернуть в бар. До сих пор не могу сказать, что же чему предшествовало – едва нахлынувшее отчаяние или двенадцатилетнее любопытство. В итоге все оказалось проще простого.

    Я сел за столик и заказал рюмку водки – так, вероятно, начинается история каждого падения. Мой случай был куда запутанней, я уже летел в пропасть, а «Флибустьер» оказался первым выступом, о который я, летя в преисподнюю, оцарапал плечо.

    Боль в плече напоминала о себе еще неделю. Видимо, я ударился о перила, падая на лестничной площадке. Падение я запомнил – после него еще пол-пролета я прополз на карачках, а вот удар не отложился в моей затуманенной алкоголем памяти и, как ни печально, не стал для меня предостережением. У меня даже появился ритуал, и бармен Костя, молодой, несмотря на заметную лысину, парень, молча брал в руку стопку, стоило мне показаться на пороге «Флибустьера».

    Пятьдесят граммов я выпивал не закусывая. Я заметил, что если встрече двух первых стопок в желудке не препятствовать едой, голод отступает. К тому же, я чувствовал сильный терапевтический эффект, а лекарства, как известно, не закусывают. Моим лекарством было забвение, и «Флибустьер» помогал мне, хотя бы на время, не думать о печалях, из которых – и в этом я признался себе в один из таких вечеров – и была соткана вся моя жизнь. Получается, напиваясь, я по большому счету не жил.

    Продолжение следует.


    Комментарии 6

    09.04.2012 15:18:33  №1
    Южноуральскмалахитскрижаль

    09.04.2012 15:21:07  №2
    2

    09.04.2012 15:27:57  №3
    сектор газа это вам не коля басков...

    09.04.2012 17:27:34  №4
    вот не могу! просто вязну в авторской прозе

    09.04.2012 17:34:56  №5
    герой романа какой-то прям типичный уебок
    мало того что жена от него сбежала
    так он еще и хочет отомстить ей через ее нового крюка.
    мало того - хотеть хочет, но не мстит.
    вобщем, мудлон какой-то

    а статьи карасина - это вообще какая-то хуйня.
    писать статьи про панк - это все равно что заказать доширак в ресторане
    панк - это музыка чтоб взбодрицца, но никак не для того
    чтоб писать статьи.

    09.04.2012 17:35:21  №6
    а виктюк - пидор

    09.04.2012 17:36:38  №7
    панк вообще не музыка, а кал.

    09.04.2012 17:43:25  №8
    ну не знаю
    столько рефлексии у лг
    его по идее инсульт или инфаркт должен был бы уже расхуячить к ебеням собачьим

    09.04.2012 18:10:19  №9
    Для №7 многа песдеть не буду (09.04.2012 17:36:38):

    да нехуй его обсуждать
    (хотя панк - это охуительно особенно ска-панк)

    09.04.2012 18:12:25  №10
    Подозревать неладное я начал после часа томления в фойе

    09.04.2012 18:17:57  №11
    у всех эти х малдавских великих пейсателей одинаковый подход к литературе. взять какого-нибудь виктюкэ, да хоть сектор газа а хоть и жириновского, да какая разница, кого обсирать, так вот взять и обосрать по ходу пьесы, с ног до головы, типа, ну что каззлы, поняли? поняли что такое настоящий малдавский литератор, похую что вы меня не знаете, зато я о вас пару раз слышал, я даже в маскве был. на стройке целый месяц работал. и в армии мог бы служить под рязанью в стройбате, панятна бльть?! а теперь я малдавский литератор, классик бльть! трепещщите урроды!!!
    а утро это, да хуйня какаяты и нудное какоеты и затянулось неимоверно. уже пора бы пообедать
    в этой, четырнадцатой, чясти утра лг долго мечется в постели с наташей в голове, а потом либидо набирает обороты, то есть наоборот, сначало либидо набирает а потом герой мечется по постели
    полная хуйня

    09.04.2012 19:36:00  №12
    йуерки

    09.04.2012 19:36:00  №13
    фыкорт

    09.04.2012 19:36:00  №14
    фтывауйек

    09.04.2012 19:36:00  №15
    цнлкь

    09.04.2012 19:36:00  №16
    цкьньн

    09.04.2012 19:36:00  №17
    ьцкцкькеп

    09.04.2012 19:36:00  №18
    фвьфь

    09.04.2012 19:36:00  №19
    йукойоук

    09.04.2012 19:36:00  №20
    ыконоылк

    09.04.2012 19:36:00  №21
    пвбубе

    09.04.2012 19:36:00  №22
    анюнувк

    09.04.2012 19:36:00  №23
    цкнеьб

    09.04.2012 19:36:00  №24
    фвып ь

    09.04.2012 19:36:00  №25
    фвпьфпвь фф ь

    09.04.2012 19:36:00  №26
    кн ь

    09.04.2012 19:36:00  №27
    фь ьвап ит

    09.04.2012 19:36:00  №28
    уо уо

     

    Чтобы каментить, надо зарегиться.



    На главную
            © 2006 онвардс Мать Тереза олл райтс резервед.
    !