***
Бывает, что ненароком брошенная фраза* вдруг вспыхнет в сумрачных закромах памяти, взвивая серое облако пыли и праха. Вот вам нечаянно припомненная сага о двух молдавских проститутках - златовласке Римме и красотке Виорике, хмельной и тягучей, как грузинская чача. В поисках выхода из нищеты они, едва повзрослев, покинули полузабытые Бендеры - маленький, чуть приметный в зелени городок объятого мятежом Приднестровья. Сначала на их пути был радостный и светлый Харьков. Потом промозглый, чужой Петербург. Стояло на дворе начало 90-х - слава Богу, во всех отношениях прошлого века.

Виорике в пору знакомства - двадцать три, она чуть широковата в кости, но ладная и стройная, кожа её как топлёное молоко. Лицо обрамлено классическим чёрным \\\"пажем\\\", волосок к волоску. Сливочные бёдра облиты ленивой истомой. Персиковый румянец щёк ложится в тон тёмно-карим глазам, и махровые ресницы укрывают пустынную их глубину. Крупная грудь невольно вызывает в памяти яблоню, склонившуюся под невесомой внешне тяжестью плодов. Виорика застенчива и бесстыдна одновременно. Говорит она неохотно и вяло... но вы же не станете требовать от бабочки, чтобы она ещё и пела.

Римма - двадцати двух лет, белобрысая и громогласная. Она нигде и повсюду, её смех заходит раньше её и носится эхом после ухода. Она похожа на детскую пирамидку, составленную из произвольно подобранных шариков - вся кругленькая, крепкозадая, как репка, небрежно скрученные локоны окружают простое лицо в оспинках, глаза в постоянном прищуре, сочный рот с белозубой улыбкой... Ну что в ней такого? Однако искрящийся женский темперамент притягивает подчас сильнее, чем правильность черт или совершенство фигуры. Сближало столь разные натуры основное свойство характера - наивность и незлобивость, а также равнодушие к любому постоянному труду, к тихой, размеренной жизни. Такие личности апатичны в житейских корчах, но раздражительны и нестойки в паутине покоя.

Есть у меня ещё один полузабытый пример подобного дуэта. По некотором размышлении, дурнушки в таких дуэтах рассчитывают погреться в отражённых лучах чужой славы, тогда как красавице необходим пейзаж, задник, который бы выгодно её оттенял... в общем, каждый решает свои задачи. Шестнадцатилетним пацаном, будучи в ту пору этаким бичом божьим по части женского пола, я мгновенно влюбился в неописуемую красавицу, болтавшую в салоне автобуса с подружкой-дурнушкой. Красавица выглядела совершенно неприступной и, разумеется, никакому зрительному гипнозу не поддавалась. Я по наитию затеял разговор с дурнушкой, заставил её хохотать на весь салон, наблюдая, как красавица в гневе и растерянности едва ли не кусает губы. Наконец, автобус подкатил к кольцу. Спустившись по ступенькам, я помог выйти обеим девушкам и спросил желанную мою красавицу: позвольте мне последний вопрос - когда и где я вас завтра увижу? Привычный мир мгновенно восстал из руин (ей ведь тоже было только шестнадцать), но сил для сопротивления нахалу уже не было. Нахал, какой нахал, она сказала мне: нахал... первая моя песенка о первой нашей встрече, вполне отвечавшая тогдашнему моему характеру. Назавтра ммы встретились и полгода не разлучались, я даже пропустил из-за неё школьный выпускной бал... но университет развёл нас навсегда.

Вернёмся к нашей истории. Не обойтись в ней и без третьего, малозначительного персонажа - так, что-то сродни фоновому пейзажу. Назовём его В. Он уже просыпается до рассвета в бескрайних просторах Большого Бодуна. Скажете, стереотип? но что поделаешь, в то утро В. проснулся именно там.
Итак, В. проснулся около четырёх утра по наручным часам, имея при себе онемение правого бока да пронзительную собственную наготу, укрытую горячей дланью спящей позади обнажённой девушки. Из других, тоже ничего не объясняющих деталей обнаруживается его стойко эрегированный член, уткнувшийся в закружья ягодиц второй спящей красавицы, мирно похрапывающей спереди.
- Ой, ё... - вздохнули останки разума.
- Только-то? - вопросил он с негодованием.
- Дак ёптыть... пока всё, что имеем, - смиренно отвечали останки.

Первым из проснувшихся желаний, наряду с утренней побудкой *вечный зов*, окрепла решимость бежать куда глаза глядят. Вторым - конструктивный позыв к овладению обеими соседками... по очереди? в очередь? с кем, блин, в очередь?! Некогда гордый разум с натугой отверг оба варианта: куда бежать среди ночи? да и с блядями... то есть с друзьями не сплю... в смысле, проснулся уже. Но где я? и как я сюда попал, позвольте спросить? Мелькнула было мысль о еде, но не нашла ни малейшей поддержки и сгинула в волнах похмельного прибоя. Не-е... надо срочно перекурить и поразмыслить.
В. потихоньку выбирается из широченного сексодрома, оставив гостеприимный дамский сэндвич без начинки. Дамы легко объединяются в спящий дуэт. По стене напротив окна, освещённого ночным фонарём, перебегают тихие тени. Фонарная маета вызывает подташниванье: неужели у столбов тоже бывает похмелье? В комнате остро пахнет перегарной смесью сигаретного дыма и контрафактной водки, пряными пакистанскими духами \\\"Исфахан\\\"... какой-то женской бодягой для фальсификации кожных покровов и тошнотворной жидкостью для снятия лака. Если это опять гримёрка, кровать-то зачем?.. ничего не понимаю... ничего не помню.

В. морщится вначале от запаха, потом - задев стоячим членом за стул, взлохмачивает двумя руками ветошь в сломанном кресле - о, брюки нашёл... засим следуют дугообразные перебежки в туалет, ванную, на кухню. Привычно досыпав в обрез папиросы сепаратные табачные крошки, В. осторожно оттягивает на себя папиросную обойму, уплотняя набивку. Первая затяжка, вторая... Память пробивается к реальности, словно весенняя капель через корку льда.
Яркий апрельский полдень. Солнечные блики с лаковых автомобильных крыльев шныряют, как воробьи, в чёрной слякоти тротуара, навевая тоску по летнему зною. Парочка полупьяных девиц, обвешивая-обсчитывая-обругивая покупателей или отбиваясь от непрошеных поклонников, отпускает под видом тунца и палтуса мёрзлые отбросы морских глубин.

В. стоит чуть поодаль, с шестью коробками пластиковых упаковок мыльного на вкус майонеза, трезвый и сияющий, как майская роза. Он чисто выбрит, белый халат отглажен и топорщится на неизменном сером свитере всего четырьмя лишними складками. Одна из престарелых покупательниц, перекрикивая шум проезжей части, только что отстрелялась ему в ухо очередным майонезным рецептом. Сегодня это были изысканные рыбные котлеты из несъедобной мелкой плотвы. Все окрестные бабки любят В. за трезвость и опрятность, выражая ему живейшую приязнь каждодневным рецептурным вливанием. Он только кивает в ответ, терпеливо улыбаясь: книгу, что ли затеять о вкусной и здоровой пище?
- Эй, кучеряш! Закинь-ка нам огонька! - кричит ему торговка помельче и побойчее.

Вспыхивает синий *крикет*, бросовый итог азиатской сборки. Завязывается неторопливый обмен сюжетами: торговкам скучно, и чистоплюй-сосед их давно раздражает.
Петербургская одиссея Риммы и Виорики началась, как водится, с расхристанной общаги в Весёлом Поселке - сейчас это уже не квартал красных фонарей, как в дореформенные времена, а один из крупных городских микрорайонов... впрочем, кто его знает. Проститутками они приехали уже из Бендер, хотя там предложение не находило спроса даже у законных супругов. Харьков отымел их по полной... но харьковчанам было не до уличных девок, они делили совковое наследство и искали способ притормозить растущее вторжение Закавказья. Кавказцы оставили много шрамов в ранимых девичьих душах и немало желанных тугриков в потаённых запасках. Питер был выбран переходным этапом к итоговому рейду в Подмосковье, в тепло и замуж. Не спрашивайте, почему - женская логика недоступна пониманию с начала времён.
А хочешь в ларьке посидеть? - предлагает между тем красотка Виорика. - В тепле, в уюте! Еды полно, да и деньги те же, что в этой грязи.
- Да хоть сейчас! затрахал уже уличный бизнес, - обрадовался В. - Ненавижу работать стоя.
- Га-гаа! затрахать - это к нам, и за отдельные деньги! - подруги взрываются хмельным хохотом, от которого В. постепенно начинает мутить. Он впервые вживую сталкивается с девочками по вызову.
Пытаясь отвлечься от растущей неприязни, В. переключается на их внешность. Хохотушка Римма в нём особого интереса не вызывает, хотя и притягивает бьющим через край темпераментом. Чёрные ресницы Виорики смеются его остротам и тягуче обнимают влажную ореховую мглу. Наконец В. неохотно приходит в себя: у поребрика с визгом тормозит потрёпанный чёрный джип, похожий на опрокинутый шифоньер. Стриженые *торпеды* коротко взрёвывают, как хорошо натасканные псы: что встали? платить или уя...ть!

Да платим, платим, соколики... петухи долбаные. Джип рыкнул на прощанье, плеснул бензиновой вонью и помчался исполнять свой служебный долг, наполняя неутолимое чрево.
Хозяин ларька и девиц-торговок, расплывчатый, мохнатый Тахир, с новичком не церемонится.
- Тавар принимаешь - каропка открой, ящик пересчитай, бутыльки проверр... грузчики на заводе пиво пьют, пробка закроют, обратно ставят, а я, сволячь, плати! Накладной проверр, сертыкфикат... потом подпись ставищь. Не сойдётся товар с накладной - я твоей мама вротибаль!! Беспылатно будещ год на мене работать... тару тоже принимай, да?
- Не надо про маму, слышь, ара... болеет мама.
- Какой нэжный все стали - папа не надо, мама не надо! ты про тавар-приёмка поняль?!
- Да поняль-поняль... приму, не волнуйся.
- Ты со мной по-русски гавары, былятт!! Руски язык знаещ, да? У сменчиц тавар переписаещ по накладной, это уже другая накладной... унутренняя.
- Ясно. Тахир, а водка у нас палёная, да? Вся?
- Нормальный водка, да! у оптовиков брал, земляки мои... запоминай, ара!! что запишешь - съешь... то есть то, что съешь - записывай! Хахатун, плять!

Первые сутки на новом месте прошли незаметно, вырабатывая навык экономных, чётких передвижений в узком мирке ларька. На вторые сутки вдребезги пьяные подружки приволокли к ларьку двух раскормленных узбеков; хохоча, теребили их, раскручивая на шоколад, конфеты, шампаское. Римка вдруг смолкла, трезво и цепко ухватила В. за рукав:
- Что, кудряш, друзья наши не нравятся? А може, сам нас прикупишь на вечерок... со скидкой, а?
- Гусары, Римка, денег не берут.
- Хэх, гусар голоштанный. Ну тогда и нефиг тут глазами косить. Смотри, вон у тебя пачка Винстона над раздачей опять отклеилась - того и гляди сопрут.

Пачку той же ночью действительно спёрли. Больше он подобными советами не пренебрегал.
Слушая хмельные полуночные рассказы, В. постепенно привыкал сопереживать проституткам, пусть даже и по видимости. Он поддакивал девичьим жалобам на прижимистых прибалтов и жуликоватых киргизов; смеялся над житейскими анекдотами про заезжих лохов и местных незадачливых уркаганов; удивлялся их рискованной ловкости в обращении с клофелином или вместе мечтал о будущем. Слово *бляди* не вызывало у девушек отторжения или протеста, перейдя из бранной категории в профессиональную, и В. иногда спрашивал себя: а может быть, проституция и есть не что иное, как бесконечная череда компромиссов?
Карьера ларёчника для В. завершилась в одночасье, и только женское милосердие спасло его от неминуемой и жестокой расправы. Ночь была как ночь, очень торговая - с пятницы на субботу. В. помаленьку освоился на новом месте, перезнакомился с соседями и бойко уже советовал покупателям, какие чипсы лучше подавать к пиву, какие -детям. Около полуночи подошли к ларьку трое мужчин в белых рубашках и девушка, плохо различимая в темноте.
- Водка есть?
- Есть. Шесть видов на выбор: *Романов*, *Распутин*.. водка *Зверь*, похмелья не будет...
- Палёная, небось?
- Ну... сертификаты в порядке.
- Смотри, хозяин. если палёная... дай-ка нам литруху *Романова*.
Бутылка немедленно открыта.
- Ну? Хозяин, ты её сам-то нюхал? - открытым горлышком водка утыкается в нос незадачливому торговцу. А что её нюхать, бывшему химику и так ясно, что водка контрафактная, в бутылку с роскошной цветной этикеткой залит разбуженный гидролизат с лимонной кислотой. Хоть бы марганцовочки, гады, бросили, запах отбить...
- В общем, так... - мужчины за окном разом посуровели. - Мы из налоговой полиции (в стекло утыкается на секунду какое-то удостоверение). Сейчас ты сам примешь стакан этой разливухи, понял? Потом открываем следующую. Если та же фигня - будем продолжать. Или ты предпочитаешь скоротать ночку в *аквариуме*? Да, и денег зашлёшь штук двадцать, в порядке штрафных санкций...

*Аквариум*, отгороженный арматурными прутьями зловонный закуток в местном отделении милиции, куда вечерами свозят всякую шваль, В., к несчастью, уже знаком**. Он лихорадочно размышляет: завтра суббота, документов с собой нет, идентифицировать его начнут только после обеда в понедельник... Просидеть двое суток? нет уж, торг здесь определённо неуместен.
Он молча выпивает натощак пластмассовый стаканчик липовой водки. Дегустация продолжается. Только пятая по счёту бутылка оказалась мало-мальски приемлемой по качеству. Молодые люди расплатились за неё, вернув в ларёк все ранее распечатанные бутылки, получили в качестве сдачи впятеро большую сумму и ушли не прощаясь. В., подплывая мозгами и беззвучно матерясь, взрезал тремя толчками жестяное дно говяжьей тушёнки, затем извлёк из своего пакета кусок черняшки и закрыл окошко ларька.
Ангела под рукой не случилось, и Спаситель прислал ему всё тех же девчонок, ещё успевших застать его с частичными признаками жизни. Потом примчался Тахир, которому среди ночи они едва дозвонились из ближайшего автомата.

С удивлением В. понял, что может припомнить даже фрагменты разговора Риммы и Тахира, хотя свой разговор с Тахиром память явно не удержала. Римка смеялась и плакала: Тахир, да не выгоняй ты В.! он такой аккуратный, весёлый, не пьёт вообще! это заставили его! Тахир орал: да я вас всех отсюда выгоню! и квартиру сдам! других себе блядей найму! Римка вновь умоляла своего сутенёра: не надо, Тахир! Ты сам вон всё ноешь, что один да один! хочешь, я тебе ребёночка рожу? (В. зябко передёрнулся от этой фразы). Что ты можешь родить, мочалка драная, кричал в ответ Тахир, полведра спермы с позабытым гандоном? роди мне вложенные деньги! Потом Римка плакала молча, а кричала и материалсь Виорика... Потом шторка упала уже окончательно, и мир погрузился во тьму забвения.
Девчонки всё-таки отстояли В. и даже погасили часть возникшей недостачи. Потом оттащили его бесчувственное тело к себе на квартиру, а ларёк пришлось на время закрыть от греха.

Из комнаты наконец послышались сонные певучие голоса с явною хрипотцой. Очнувшись от раздумий, В. торопливо понёс дамам чай, декламируя на ходу известный демарш: я лучше в баре блядям буду подавать ананасную воду! Девчонки завизжали и закатились хохотом. Он осторожно поставил на одеяло мельхиоровый подносик с двумя дымящимися чашками чая и горячими, свеже поджаренными ржаными сухариками, украшенными лепесточками мармелада. Нашлась таки одна, тут же расслоённая им мармеладная долька... Угощение было истреблено с восторженным воем, после чего подружки дружно облапили В., повалили обратно в кровать и с торжеством отымели строптивца всеми доступными сочетаниями...
В дальнейшем их пути разошлись. Случайно встретив Римку на улице, он узнал, что Виорика слегла в больницу с острым заболеванием почек, а за Римкой приехал отчим и пытается вернуть её домой.
В то далёкое время я остался совсем равнодушен к судьбе этих девочек, пусть и признателен им за помощь - отчего же мне так жаль их сегодня?