• Главная
  • Кабинетик заведующей
  • Туса поэтов
  • Титаны гондурасской словесности
  • Рассказы всякие
  •  
  • Сказки народов мира
  • Коканцкей вестникЪ
  • Гондурас пикчерз
  • Гондурас news
  • Про всё
  •  
  • ПроПитание
  • Культприходы
  • Просто музыка
  • Пиздец какое наивное искусство
  • Гостевая
  • Всякое

    авторы
    контакты
    Свежие комменты
    Вывести за   
    Вход-выход


    Зарегистрироваться
    Забыл пароль
    Поиск по сайту
    17.03.2007
    Там, у истока реки Ориноко
    Рассказы всякие :: Фтык

    Начало здесь: http://gonduras.net/index.php?a=523#comms

    Шут сразу же понял, что опоздал, Капитан и Партизан, несмотря на ранний час, приканчивали седьмую бутылку портвейна.
    - Садись, - кивнул вошедшему Шуту Капитан. Плеснул в стакан рубинового вина, норму каждого здесь давно знали, лишних слов не тратили, придвинул к Шуту тарелку с закуской.
    Партизан вскинул сжатый кулак в революционном приветствии, свободной рукой подставил свой пустой стакан. Капитан вылил остатки вина в станкан Партизана.
    Выпили, не чокаясь.
    -- А теперь повтори, ренегат проклятый, что ты мне сейчас сказал. При Шуте повтори! -- Партизан черным беретом вытер потное, красное, как вино в стаканах, лицо.
    -- Стоит ли? -- мелодично протянул Капитан.
    -- Нет, ты повтори! -- с пьяным упорством потребовал Партизан.
    Капитан сплел на толстом животе пальцы в сиреневой вязе малазийской татуировки.
    -- Политика -- это дерьмо пополам с кровью. Сплошной геморрой, -- устало произнес он. -- Не для меня это.
    -- Чистплюй! -- Партизан зло ощерился. -- А когда впаривал курдам неисправные ружья, которые выменял у сипаев на китайский опий, ты о чистоте не думал?
    -- Я о долгах думал, -- ответил Капитан.
    Шут поперхнулся и затравленно посмотрел на Партизана, тискавшего в цепких пальцах граненый стакан. В повисшей тишине было отчетливо слышно, как толстая муха бьется головой о хрустальную подвеску люстры.
    Капитан, не обращая ни на кого внимания, набил трубку духовитым голландским табаком, положил сверху шарик опия, долго раскуривал. Потом, выпустил в потолок, обклеенный долговыми расписками, тугую струю ароматного дыма. От ее удара одна долговая расписка отклеилась, и раненной птицей спикировала на стол. Капитан всегда дотошный в расчетах с кредиторами, смахнул прилипшие к ней крошки, аккуратно сложил треугольником и сунул за обшлаг потертого мундира.
    -- Значит, не пойдешь? -- процедил Партизан.
    -- Нет, не пойду.
    Шут грустно улыбнулся. Каждый раз, стоило их оставить вдвоем, Партизан изводил Капитана предложением немедленно двинуться к берегам Латинской Америки.
    Первым актом победоносной революции должна была стать высадка со шхуны на заболоченном берегу. Что делать дальше, Партизан знал до запятой. В его заросшей дикой порослью голове хранились тысячи планов боевых операций, диверсионно-разведывательных рейдов, актов саботажа и индивидуального террора. В финале герильи, бестолковой, страстной и красочной, как бразильский карнавал, разноцветное полотнище победившей революции должно было взвиться над разгромленным президентским дворцом. Три варианта речи для орущей от восторга толпы были давно написаны, выучены наизусть, а черновики сожжены из соображений конспирации. Революция, как роды, была неизбежна.
    Но с начальным этапом операции была вечная проблема. Партизан страдал от морской болезни, его даже в трамвае укачивало до рвоты, а главное -- он ни черта не смыслил в навигации.
    А Капитан со свойственной скандинавам флегматичностью сразу же ставил под вопрос необходимость освободительной борьбы в странах третьего мира. Но дело было не в национальной склонности к д демократии и шведской модели социализма. Однажды, изрядно перепив, он признался Шуту, что у него уже давно отобрали лицензию на управление судном, любым: от крейсерской яхты до жалкой шлюпки. Капитан умолял сохранить это невольно вырвавшееся признание в тайне, и с тех пор Шут не знал, на чью сторону встать в регулярно вспыхивающих ссорах. Он любил Капитана и Партизана. Это были его единственные друзья. Других судьба уже не пошлет.
    -- Гад ты. Продался. -- Партизан встал, покачнулся на отяжелевших ногах и уперся кулаками в стол. ? Там же люди страдают!
    -- Они везде страдают, -- философски изрек Капитан, пыхнув трубкой. Он был уже на той стадии опьянения, когда неожиданно проклевывался тягучий прибалтийский акцент.
    -- Ну и сиди здесь, кисни от скуки! Я его возьму. -- Партизан перенес тяжесть на одну руку и освободившейся ткнул Шута в плечо. -- Пойдешь со мной, камрад?
    Шут вздрогнул. Впервые Партизан предложил ему пойти на войну.
    " Плохо дело, -- подумал он. -- Видно, совсем разбередило мужика. Добром это не кончится".
    -- Пойду, -- кивнул Шут.
    Партизан плюхнулся рядом на скамью, сграбастал Шута в объятия и смачно расцеловал в обе щеки.
    -- Родной ты мой! Ты даже не знаешь, как здорово это будет. -- Он одной рукой прижал Шута к себе, другой стал разливать вино по стаканам. -- Слушай, брат, слушай!
    Мы высадимся ночью. По грудь в воде добредем до берега. Болотом обойдем посты и скроемся в сельве. Будем идти всю ночь. Ночь и день, ночь и день, ночь и день... Пока не растворимся в зеленом море, пока ноздри не устанут проталкивать в легкие насыщенный испарениями и ароматами воздух, а глаза не устанут отражать зелень листвы, заляпанную огненными лепестками магнолий. Обезьяны будут бросать в нас сочащиеся пьяным соком плоды, попугаи, раскрашенные, как проститутки, станут орать нам в след наши собственные мысли, ручьи из красных муравьев потекут по нашим следам, отравленные стрелы, вылетая из чащи, упадут к ногам, увязнув в нашем дыхании, полном проклятий и молитв, ягуары станут окликать нас по ночам голосами некогда любимых женщин, изумрудные змеи, скользя по лианам, будут слизывать слезы, выедающие наши глаза. А когда мы забудем последнее воспоминание, когда соленый пот растворит морщины на лицах, когда Южный крест выжжет свое тавро на наших зрачках и миллиарды москитов выцедят кровь до последнего красного шарика, сельва распахнет свои горячие обьятия, горячие и удушливые, как объятия мулатки, опьяненной ромом и похотью. Она распахнет объятия и вытолкнет нас к прозрачному ручью, чья вода холоднее поцелуя смерти и прозрачнее слезы Спасителя. Через тысячу миль этот ручей превращается в мощную реку, непокорную, как судьба. Там, у истока реки Ориноко мы и разобьем лагерь. Пройдет сезон дождей, ручей помутнеет и выйдет из берегов, затопив маленькую долину. И тогда мы двинемся в поход. Вниз по реке. И ничто не сможет остановить нас, как ни что не может остановить реку, несущуюся на встречу Океану. Нельзя остановить Ориноко. Нельзя остановить Революцию!
    Партизан грохнул кулаком по столу, свесил голову и замолчал.
    Шут осторожно пошевелился, сидеть было не удобно, а хватка у Партизана была мертвой, руки тонкие, но жилистые и сильные, как у акробата.
    Партизан вздохнул и вдруг низко, почти шепотом затянул:
    -- Венсеремос, венсеремос!
    Он медленно поднимал голову, голос его становился все громче и громче. Песня латиноамериканских партизан вырывалась на свободу из охрипшего горла, билась о стены комнаты, натыкалась на стеллажи книг, дробилась о хрустальные подвески люстры и, подхваченная струей свежего воздуха, вылетала в окно, распугивая голубей, кружащих над кафедральной площадью.
    Лицо Партизана, иссеченное шрамами и ранними морщинами, светилось, как ладонь, закрывающая от ветра язычок свечи. Из-под плотно сжатых век сочились слезы. Святые слезы еретиков и мятежников.
    Капитан засопел и оттолкнул кресло. Шут вскочил на скамью и принялся дирижировать. Второй куплет песни ударил мощно, как гром пушки, возвещающий начало новой жизни.
    Припев в самодельном переводе орали так, словно шли в атаку. Глотая звуки, словно в зубах сжимали сорванное кольцо гранаты.
    — Пока мы любимы, мы непобедимы! Пока мы любимы, мы непобедимы! Пока мы любимы, мы непобедимы.
    Капитан отбивал ритм кулаком, от чего жалобно хрустели доски стола и подпрыгивала посуда.
    Но больше всех старался Шут. Любовь была единственной иллюзией, за которую он был готов пожертвовать жизнью. Других уже не осталось.
    -- Эх -- ма, живем, камарадос! -- заорал Партизан, схватил со стола пустую бутылку и швырнул в окно. Не успела он исчезнуть из поля зрения, как ее догнала пуля, выпущенная умелой рукой. -- Еще! -- скомандовал Партизан, быстро перезаряжая пистолет.
    Капитан метнул две бутылки разом, Партизан одним выстрелом раскрошил обе.
    -- Еще!!
    -- Гуляй, братишки! -- Капитан схватил любимую тарелку, единственную, что осталась в живых от китайского сервиза, половину побили при контрабандном вывозе из Поднебесной, вторую доколотили уже здесь. -- Якорь мне в задницу, я еду с вами! Еду!!
    Дверь затряслась от мощных ударов, потом жалобно скрипнули петли, и она рухнула, подняв в воздух облако пыли и старые газеты.
    Штабс-капитан гвардейцев строевым шагом вошел в комнату. В полной тишине противно поскрипывала давно нечищеная кираса. Каску он держал под мышкой, всю голову занимала огромная плешь, увенчанная черной изюминкой бородавки. Ее штабс-капитан всегда стеснялся и в любую жару ходил по городу в каске. Все знали, что только нечто уж совсем не укладывающееся в штаб-капитанской голове могло заставить его снять с нее каску. Он смахнул с плаща мелкое стеклянное крошево и укоризненно посмотрел на застывших на своих местах друзей.
    - Допрыгались, диссиденты проклятые. - В его голосе не было злобы, только усталость.
    - А что я такого сделал, господин штабс-капитан? - Шут решил, что обратились к нему, из троих статью о диссидентстве удобнее было пришить именно ему. Восемь лет на галерах, конечно, не сахар, но что не сделаешь ради друзей. Да и на галерах шуты нужны, не всем же дано веселить народ.
    - А вот что! - Штабс-капитан выковырял из плаща осколок зеленого стекла. - Хорошо, что каска спасла. А будь на моем месте другой, а? Непреднамеренное убийство! Статья восемь "прим". Четвертование или десять лет исправительных работ.
    - Ну и сажай, гнида, сажай! Всех не пересажаете! - Партизан рванул на груди зеленую спецназовскую майку. На левой груди у него была татуировка Че Гевары, на правой - Троцкого.
    - Ты свой "иконостас" прикрой, - строго произнес штабс-капитан. - Видали и не такое.
    - Шута-то на кой вязать?! - сразу же сбавил обороты Партизан. - Он и так без работы сидит. Бери меня, я тюрьмы не боюсь.
    - А я за тюрьму боюсь! - отчеканил штабс-капитан гвардейцев. - Я тебя в камеру, а народ, как узнает - на штурм. Было уже, хватит, ученые! До сих пор из получки за ремонт удерживают. А у меня семья, между прочим. - Он с намеком посмотрел на Капитана.
    Тот кивнул. Вышел из комнаты, позвякивая связкой ключей. Вернулся с кожаным мешочком. Из него раздавался другой перезвон, нежный и немного сладострастный.
    Штабс-капитан гвардейцев потупил глаза и принялся расправлять усы, звон золотых гульденов он не мог спутать ни с чем на свете. Кошелек сам собой нырнул в карман его форменных брюк, и капитан вздрогнул, ощутив приятную тяжесть взятки.
    - По законам морского гостеприимства, - Капитан опять начал по-прибалтийски растягивать слова. - Всякий оказавшийся во время обеда на борту обязан быть приглашен к столу. Прошу вас! - Он широким жестом обвел разгромленный стол.
    - Вообще-то я не голоден. - Штабс-капитан гвардейцев спрятал в усы довольную улыбку. - Разве что за кампанию...
    - Окажите честь! - Капитан кивнул Шуту, тот послушно спрыгнул со скамьи и сел за стол.
    Партизан отошел к окну. За спиной булькало вино, перекочевывая из бутылок в стаканы, а потом в желудки. Скребли вилки по тарелкам, похрустывали стебельки свежей зелени на зубах. Он поморщился и с оттяжкой сплюнул.
    Площадь была затоплена полуденным солнцем. Лучи дробились на витражах кафедрального собора, окрашивались в яркие цвета и растворялись в темноте и прохладе внутренних помещений собора. На фронтоне распахнулось окошко, наружу высунулась седая голова пастора. Он помахал Партизану рукой и что-то прокричал.
    - Старый пидарас! - зло прошептал Партизан. И медленно поднял пистолет. Целил точно в серебристое пятно волос, оно четко выделялось на фоне серого камня и черной сутаны.
    - Не шали, - добродушно предупредил штабс-капитан гвардейцев. Рот был набит салатом, звуки вязли или срывались в свист. - Далековато. Пуля не долетит. Напугаешь пердуна, он и помрет от инфаркта. Вот тебе и непреднамеренное убийство. Хотя, - он покосился на напряженно замолчавшего Капитана. - Если адвокат хороший, или иные смягчающие обстоятельства... То можно и под несчастный случай подвести.
    Партизан опустил пистолет.
    - Давайте попробуем бордосское, - нарушил повисшую паузу Капитан. - Немного кислит, но в тот год было мало солнца.
    - А что вы так разошлись, если не секрет? - спросил штабс-капитан, подставляя стакан.
    - Революцию решили делать, - просто ответил Шут.
    - У нас? - дрогнул голосом штабс-капитан .
    - Нет. Мировую. Разве нельзя? - Шут по-детски улыбнулся.
    - Кх-м. - пошевелил усами штабс-капитан. - Статьи такой у нас, вроде бы, нет. А раз нет статьи, то получается - и судить нельзя. - Он посмотрел на серьезно насупившегося Капитана, все еще держащего бутылку в руке, потом на невинно улыбающегося Шута. - Ах вы, бестии! Ну повод нашли, даже не подкопаешься. - Он мелко затрясся от смеха, пластины кирасы опять мерзко заскрипели. - Ну даете, мужики!
    Шут засмеялся первым, это была его первая за день шутка. Первая и сразу же удачная. Такого уже давно не случалось. Потом медленно, как набирающий обороты пароход, подключился Капитан. У него отлегло с души, до вечера власти не будут обкладывать побором, а Партизан лезть со своими революционными идеями.
    Когда от их смеха стали тоненько позвякивать подвески на люстре, у окна грохнул выстрел. Партизан покачнулся, захрипел и грудью упал на подоконник.


    Комментарии 6

    17.03.2007 18:20:35 №1
    Нахнудь у фтыка?

    17.03.2007 18:20:50 №2
    почему бы и нет?

    17.03.2007 18:21:15 №3
    ээх, нахнем!

    17.03.2007 18:21:25 №4
    сукабля

    17.03.2007 18:26:41 №5
    продолжение

    17.03.2007 18:31:21 №6
    Атличный креатиф кстате. Давили лыбу всю дорогу.

    17.03.2007 18:31:45 №7
    пака читале. Спасиба, афтар. это пять

    17.03.2007 18:50:24 №8
    супер
    охуительно
    надо было предупреждать что у первой части есть продолжение
    монолог про ориноко понравился особенно - в словах есть музыка, а это так редко встречается (хотя и без пары штампов не обошлось)
    классный рассказ

    17.03.2007 18:54:23 №9
    супер
    охуительно
    надо было предупреждать что у первой части есть продолжение
    монолог про ориноко понравился особенно - в словах есть музыка, а это так редко встречается (хотя и без пары штампов не обошлось)
    классный рассказ

    17.03.2007 18:55:01  №10
    Для №9 юдафоб (17.03.2007 18:54:23):
    Щас предупрежу.

    17.03.2007 19:02:19 №11
    вернулась еще раз поблагодарить автора
    я знаю ты нечасто пишешь но напиши еще что-нибудь
    пожалуйста (молитвенно сложив руки)

    17.03.2007 19:03:13  №12
    Для №11 Золото Инков (17.03.2007 19:02:19):
    Не надо молиться - завтра еще будет.

    17.03.2007 19:03:29 №13
    2 Золото Инков.
    Персонально для тебя -- есть продолжение истории. Обращайся к МТ.

    17.03.2007 19:07:53 №14
    2 МТ (17.03.2007 19:03:13):
    очень рада
    обязательно буду почитать

    17.03.2007 19:09:34 №15
    2 Фтык
    ты даже не представляешь как порадовал старую больную развалину
    давно ничего подобного не читала
    спасибо (звонко целую в щеку)

    17.03.2007 19:11:02 №16
    2 Золото Инков
    Звонко рассыпался от поцелуя в щечку. Спасибо.

    17.03.2007 19:58:00 №17
    отличный текст.

    17.03.2007 22:15:13 №18
    17.03.2007 19:09:34 Золото Инков
    Да съебись ты наконец нахуй, прошмандёвка офисная! н/л! (с)

    18.03.2007 03:38:53 №19
    текст хороший, эта часть в десятки раз лучше первой, имхо.

    абзац
    "Мы высадимся ночью. По грудь в воде добредем до берега. Болотом обойдем посты и скроемся в сельве. Будем идти всю ночь. Ночь и день, ночь и день, ночь и день... " и т.д. -
    - литературный шедевр!

    18.03.2007 12:15:57 №20
    Вот это другое дело...

     

    Чтобы каментить, надо зарегиться.



    На главную
            © 2006 онвардс Мать Тереза олл райтс резервед.
    !