• Главная
  • Кабинетик заведующей
  • Туса поэтов
  • Титаны гондурасской словесности
  • Рассказы всякие
  •  
  • Сказки народов мира
  • Коканцкей вестникЪ
  • Гондурас пикчерз
  • Гондурас news
  • Про всё
  •  
  • ПроПитание
  • Культприходы
  • Просто музыка
  • Пиздец какое наивное искусство
  • Гостевая
  • Всякое

    авторы
    контакты
    Свежие комменты
    Вывести за   
    Вход-выход


    Зарегистрироваться
    Забыл пароль
    Поиск по сайту
    19.05.2009
    К А Й Р О С
    Рассказы всякие :: Nick Nate

    Начало здесь: http://www.gonduras.net/index.php?a=4809  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=4813  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=4818  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=4824  

    http://www.gonduras.net/index.php?a=4827

    http://www.gonduras.net/index.php?a=4836

     

    Мелания 1 (Блок 1)


    Матушка Мелания поистине была неуловима. И каких только слухов не ходило вокруг этого ее свойства! Наиболее истовые сторонники правой веры почитали это ничем иным как проявлением святости.
    «Мелания, Мелания, - приглушенный шепот сопровождал появление черницы на людных площадях, доносился у ворот темниц, узников которых она посещала, проводя на стражников почти гипнотическое действие»
    Невысокая , ростом едва ли превосходящая ребенка, в надвинутом на самые глаза клобуке, Мелания появлялась то тут то там, исчезая как раз в тот самый момент, когда ее собирались схватить. А тем временем именно для нее тревожными темными ночами открывались двери темниц и царские стрелки, рискуя жизнью, впускали черничку «на малую минуточку» в сырые подвалы к заключенным. Само ее появление оказывало на опальных поистине мистическое действие. Было в Мелании нечто, что поднимало дух схваченных «волцами» и измученных пытками упрямцах, категорически отказывающихся смириться с никоновскими новинами. Мало кто мог устоять перед пронзительным взглядом рысьих глаз старицы, проникающих, кажется, в самую душу. Даже свет-Аввакумушко – и тот, благословляя старицу, отводил очи в сторону. А уж кто-кто, а низвергнутый протопоп многое повидал на своем веку…Что уж тут о стрельцах да ином служивом люде говорить – зыркнет глазами, и попробуй тут слово наперекор пикнуть. А как шепнет бывало : анафема, о то и пуще «антихрист», - так мурашки по спине и забегают у горемычных; холодный пот на спине выступит. Тут уж, ясное дело, куда хочешь пустишь. А и как иначе, коль и вправду времена настали последние. Вот и планида хвостатая сколько дней в небе стояла; тогда и Никонко, пес шелудивый, на сани влез да в Москву приехал. Да видно все же услышал Господь молитвы праведных – не дали ему, извергу, вновь на патриарший престол сесть. Да вот только то беда, что не до конца гадине антихристовой хвост отрубили; голова-то и осталась…Давно уж ползет ересь новая по Руси, аки змей ненасытный, пожирает души православные.
    Охти, спаси Господи!
    Сухощавая фигурка, одетая во все черное, творила уже вторую сотню метаний, отчего на ее бескровном лице выступили капельки пота. В избе было тихо. Пустившие ее переночевать старики давно спали за печкой, видя во сне сгинувших без вести сыновей Степана и Кирилла, почитай уже пятый год как не подававших о себе вестей. Порой хозяева принимались ворочаться, кряхтеть, пытались улечься поудобнее, чтобы найти покой старым косточкам.
    Закончив правило, Мелания собралась наконец ложиться, как вдруг с печи раздался хрипловатый женский голос:
    - Помолись за сынков наших Степана и Кирилла, святая матушка. Не чаю, живы ль еще или ужо Богу душу отдали давно..
    - А теперь все одно на Руси – живые аль мертвые, - Отозвалась Мелания. - Диктелианы проклятые души христианские непрестанно ересью богомерзкой умерщвляют.
    Старуха завозилась на печи.
    - Как так, святая матушка? Не разумею тебя аз старая.
    - А то, родимая, что Никон-патриарх книги церковные повелел по-новому править да креститься щепотью, - и зловещим шепотом прибавила, - То все прелесть антихристова.
    - Ах ты Господи…- старуха поспешно слезла с печи. – А я-то все, дура, не разумела…- Мы-то с мужем нынче на Пасху в соседнее село в церкву ходили, а поп и говорит, мол, надобно вам, православные, три персты складывать, а по-старому-то, мол, креститься неправильно. А те, говорит, что двумя персты креститься будут, в ад попадут, в самое что не на есть пекло.
    Жесткий взгляд Мелании вперился в простоволосую старуху. Не отрывая глаз, она вкрадчиво произнесла:
    - Старая вера крепка. Ею праведники спасались. Где ж это видано, чтобы кто из святых щепотью крестился?
    - И то, и то, матушка!
    Мелания задумалась, не обращая более внимания на раскудахтавшуюся старуху. Тревожное предчувствие щемило сердце. Но от задуманного она уж не отступится. Поздно. Да и не привыкла ни перед чем отступать жестоковыйная черница.

    1 Мелания редко обращалась к нему в своих молитвах. Но он, питая нежную любовь к этой одержимой фанатичной душе, почти всегда был рядом, порой довольно откровенно вторгаясь в канву событий, что плелась на веретене судьбы этой истовой женщины.
    Мужа, за которого Меланию, в миру Александру, незаконную дочь боярина и крестьянки, выдали замуж, когда ей не было и 18, через месяц после свадьбы забрили в солдаты. Еще спустя месяц молодая жена получила известие о том, что ее суженый умер. Не раздумывая и не мешкая, Александра удалилась в Н-скую, где приняла постриг с именем Мелания. Страстная натура юной женщины, привыкшая во всем доходить до предела, побуждала ее к подвигу, подвигу, могущему напрочь вытравить из души все капризы собственного «я», с тем, чтобы стать достойной обручницей Христовой. Но ни жесткая власяница, ни втайне от сестер изготовленные кузнецом тяжелые вериги, ни непрестанно творимая молитва, никак не усмиряли ее горячности, выливавшейся в причудливые мечтания, прелести, почти не поддающиеся описанию и потому пропускаемые на слезной исповеди. Пятилетнее затворничество, проходившее в непрестанной борьбе с собой, закалило и без того жесткий характер, превратив ее волю в поистине несгибаемую. Добрейшая игуменья матушка Варвара, поистине являющаяся родной матерью для насельниц обители, которые души в ней не чаяли, поначалу удивлялась и радовалась подвигам своей духовной дочери, но по прошествии некоторого времени стала относиться к ней настороженно, а после и вовсе избегать, подчиняясь плохо осознанному чувству. Пронзительный жесткий взгляд Мелании внушал ей невесть откуда появляющуюся неприязнь, неприязнь, лишенную очевидных оснований, порой пугающую ее саму. Мелании было назначено послушание принимать в странноприимнице паломников, посещающих монастырь, выдавая им по надобности небольшую милостыню. Целыми днями находясь при гостинице, много былей и небылиц выслушала она. Чуден и странен Божий мир, чудна земля русская! Много толков ходило о патриархе Никоне, о новинах его, о дружбе собинной с государем Алексеем Михайловичем и о сильной ее охлаждении. А один раз случилось, что пришли к ним в обитель двое мужиков, худых, босых, да начали про попа какого-то московского рассказывать: мол, уж больно хорош тот поп, угодник Божий, мученик , едва живой с дальней ссылки с Сибири вернулся. И еще говорили мужики, что ныне тот поп в Москве обретается, а имя ему Аввакум.
    Испросила Мелания у игуменьи благословения святыням московским поклониться. Матушка Варвара, не долго думая, благословила ее да еще одну черничку в столицу путь держать. К тому же грамотку написала, прося царской милостыни для обители.
    Перед самой зимой вернулась в обитель одна черничка, та, что с Меланией ходила, да милостыню принесла великую. Сказывала, сам царь-батюшка Алексей Михайлович их во дворце принимал, он и одарил щедро: 20 рублей серебром да 10 золотом, ризу новую золоченую с жемчугами в дар обители да к тому восемь сосудов золотых. Матушка Варвара немало подивилась – не было еще даров таких богатых для обители. Неспроста это, аукнется еще милостыня богатая. Мелания же с черничкой передала, что просит, мол, благословения в Москве зиму провести при храме одном попу в услужении. Такого своеволия в монастыре доселе не бывало. Забеспокоилась матушка Варвара, ночей не спала, ощущая, будто туча черная нависла над обителью. Только недолго тревога та мучила добрейшую матушку - к Рождеству успокоилась игуменья, даром что вестей не было от своевольной монахини.

    Москва ослепила Меланию, захватила воображение роскошной помпезностью церковных служб, величием кремлевских соборов. Изо дня в день ходила она по храмам, припадала к святым иконам, жадно вслушивалась в шепоток на папертях. Здесь все было по-иному. В монастыре, когда приезжий иерей возгласил, что креститься ныне надо щепотью, не двумя перстами, как прежде, черницы послушно последовали указу. Стала креститься по-новому и Мелания. По нынешним же речам выходило, что щепотью креститься надумали никонианцы, чтобы веру истинную православную ко антихристу низвергнуть. А и то подумать: крестное знамение, от коего сам князь бесовский трепещет, неистинным соделалось! Поистине последние времена грядут! И еще прослышала Мелания, что иту отняли у Господа: вместо Господь, Иисус Христос, рекут ныне: Господь и Иисус Христос. И все то Никонко патриарх учинил. По всему видно, грядут времена последние!
    А еще слышала тайно Мелания, что Аввакум-протопоп, о котором в монастыре еще слышала, ако пес на цепи сидит по царскому указу. Остригли, мол, власы ему – гордость иерейскую, и к тому же, сказывают, пытают мужа праведного, чтоб от старой веры отрекся. Грядут последние времена, недалече уже!
    Язык в Москве-матушке далече доведет. Узнала и Мелания, где содержат пленника Аввакума, человека Божия. И еще прознала, что не пускают никого к нему; и заведено то по указу царскому. Но не такова была Мелания, чтоб от мысли своей отступиться. Такой уж характер: коль решит что, ничто с места супротив не сдвинет. Набрала Мелания сухарей в котомку, да и побрела к монастырю Николы на Угреше. Как добралась до обители, стала на паперти храма на коленца да и стоит так. Много народа богомольного по Руси ходит; бывает, иные ради грехов своих искупления чего только не учинят: и в столпничестве подвиге подвизаются, иные голью в мороз ходят. Всякого Русь-матушка насмотрелась, ничем не удивишь уж. Да Мелания никого удивлять и не задумывала. Одного чаяла, чтобы попривыкли к ней стольники, что Аввакума-света в темнице держат, а попривыкнут, там и другой разговор пойдет.
    - Молишься все, матушка, - молодой сотник Семен, присмотревшись к миловидной хрупкой черничке в надвинутом по самые глаза клобуке, не выдержал-таки и, любопытствуя, подошел к Мелании.
    - Молюсь, - сухо ответила женщина.
    - А чего ж не в храме святом, а то и не в келии?
    Промолчала Мелания, только глазами зыркнула. Не по себе стало Семену от того взгляда. Вспомнил он матушку свою молитвенницу, что в великий пост одними сухариками питалась, истончилась яко свечка горемычная, да и померла, когда ему 12 годок шел. И неужто Бог от людей таких неистовств требует? Ведь иные в веселии жизнь проводят да радости. Неужто грешны они перед Господом? Испугавшись собственных мыслей, Семен широко перекрестился и быстро зашагал к трапезной. Да только не мог все позабыть взгляда чернички, а через три дня не выдержал да снова подошел:
    - А скажи, Божья матушка, что сотворить для тебя могу я?
    - Поистине услышал Господь мою молитву, - всплеснула руками Мелания, - Послал тебе вразумление.
    Сотник невольно подался назад.
    - Какое-такое вразумление?
    - Пусти меня к Аввакуму-попу, надобно с ним свидеться!
    - Никак не могу, по государеву указу пускать никого не велено.
    Мелания впилась в Степана своими рысьими глазами. Смотрит - не сморгнет. Понурился Степан: как уж тут не пустить. Слышит Господь молитвы праведных!

    12 Ника

    Она не отвечала на звонки Сильвестра, справедливо полагая, что в любом деле только время может расставить все на свои места. Свой домашний телефон Ника заблокировала на все известные ей номера Сильвестра, а номер своего мобильного просто поменяла. Она, привыкшая всегда удерживать инициативу в собственных руках, позвонит ему сама, когда сочтет это нужным.
    Подчас человек совсем не замечает того, насколько быстро меняются его внутренние состояния, обесцениваются мысли, еще только что имевшие в его глазах чрезвычайную важность. Подобно полноводной реке поток сиюминутных образов и впечатлений натыкается на невидимый шлюз, который способен пропустить лишь очень небольшую его часть. Все же остальное предается забвению. Нечто подобное произошло и с Никиной идеей изменения своего прошлого: от самой, теперь кажущейся ей чрезвычайно сумасбродной, идеи осталось лишь легкое облачно воспоминания чего-то таинственного и волнующего.
    Подобно морской волне, память склонна выкидывать на берег сознания лишь то, что находится к нему всего ближе. Так на берегу чаще всего оказываются обрывки мимолетных разговоров, сплетни, невесть когда увиденные рекламные ролики, и лица случайных прохожих. Теперь Ника не позволяла повседневности ослабить свою жизненную хватку. Но в короткие мгновения, когда это все же происходило, перед ее взором представал все тот же берег, где, напоминая осколки кораблекрушения, валялся мусор, утративший немалую в былые времена цену. И это было противно.
    «Уважающий себя человек не имеет права раскисать, - так всегда говорила ее мама, и этому принципу Ника следовала уже долгие годы.» Расслабляться – можно и даже нужно, но ни в коем случае не раскисать Паршивое настроение – всего лишь показатель того, что твои биоритмы на спаде. И все! Показателем ничего другого они не являются.
    Ника, всегда с недоверчивым сарказмом относившаяся к философии, в такие периоды наглухо закрывала для себя любую возможность копаться в собственном состоянии, предпочитая этому активные действия: тренажерный зал, бассейн, курс очищения организма – одним словом, умело использовала тот арсенала, что столь щедро представляет наша действительность современной женщине. В случае если жизнь вдруг перестает радовать, просто необходимо научиться получать удовольствие.
    За полчаса, не отходя от телефона, она предприняла массу дел: записалась к косметологу, массажисту и фитотерапевту, забронировала абонемент в бассейн, в время на теннисном корте. Наконец Ника с чувством выполненного перед собой долга уселась в кресле и принялась нажимать на кнопки телевизионного пульта. Сменяющиеся на экране картинки вызывали раздражение: за последние годы, несмотря на все растущее число телевизионных каналов, программы становились все более однотипны. Парадоксально, но факт! Ника выключила телевизор и осмотрела свою комнату. По замыслу нанятого ей два года тому назад дизайнера в интерьере присутствовало всего два цвета – розовый и черный. Идея, будучи чрезвычайно стильной, все же порой вызывала у нее не совсем понятное раздражение.
    Никин взгляд упал на букет розовых роз в изящной хрустальной вазе на журнальном столике. Несмотря на то, что принес его молодой человек из службы доставки дорогого цветочного магазина, отказавшийся сообщить фамилию заказчика, сомнений быть не могло: цветы от Георгия. Оттенок цвета полузакрытых лепестков в точности совпадала с тоном стен ее комнаты-будуара. Очевидно, здесь явно содержался намек. Быть может не такой уж и тонкий намек, тем не менее вполне однозначный. К тому же он вполне соответствовал характеру самого Георгия: цели, к которым он стремился, всегда были однозначны и ясны настолько, что ни у него самого, ни у кого-либо из окружающих не могло возникнуть сомнений в том, что цель в конце концов все же будет достигнута.
    Ника подошла к вазе и вынула из нее цветы с тщательно очищенными от иголок стеблями. Розы находились в той стадии своего расцвета, когда было видно, что еще немного, и они предстанут во всем своем великолепии. Цветы были юны и прекрасны, и, как это ни странно, именно это раздражало Нику больше всего. Она переломила стебли и отнесла цветы в мусоропровод. Теперь из вазы сиротливо выглядывал лишь кустик гипсофилы, растения, которое составители букетов обычно так охотно используют в своих целях. Крошечные цветочки показались ей совсем беззащитными, вызывая смешанное чувство жалости и раздражения. Ника отнесла вазу на кухню и, поставив вариться эспрессо, вернулась в комнату. Впервые за последнее время ей хотелось, чтобы сейчас зазвонил телефон. Сразу после разрыва с Георгием она ушла в отпуск, и одержимая взявшейся невесть откуда смутной идеей вернуться в прошлое и начать все сначала, сделала все, чтобы отношения с друзьями и знакомыми , с которыми она время от времени общалась, понемногу сникли. Звонки раздавались все реже, и она отвечала на них столь неохотно, не высказывая ни малейшего желания поддержать разговор, что вскоре и вовсе прекратились. К тому же большинство ее знакомых было так или иначе связано с Георгием, что естественно – во всяком случае именно так казалось ей тогда – подразумевало необходимость каких-то объяснений их разрыва. Поморщившись словно от зубной боли, Ника набрала Сашин номер.
    - Привет!
    - Ника! Привет!
    На этот раз ей показалось, что Сашин голос прозвучал несколько необычно.
    - Хочу предложить тебе вместе походить на теннис.
    - Да…Спасибо, но я не умею играть.
    - Научишься, тут нет ничего сложного.
    - Но…
    - Все остальное пусть тебя не беспокоит. Мне просто нужен партнер.

    С того момента, когда они виделись в последний раз, Саша сильно изменилась внешне, похорошела, казалось, наполнившись какой-то особой внутренней силой.
    - Ты, подруга, часом не влюбилась? –невзначай спросила Ника после тренировки, когда они пили апельсиновый сок из высоких цветных бокалов в уютном клубном кафе.
    - Кажется да, - сильно смущаясь, произнесла Саша.
    - Ты мне о нем расскажешь? Кто он? Ну? – принялась теребить ее Ника.
    Саша, густо покраснев, молчала, с силой сжимая пальцы.
    - Ну ладно, не хочешь – не говори. В любом случае это здорово. Я за тебя рада.
    - Я замужем, Ника!
    - А кто сказал, что замужнии женщины не имеют права влюбляться?
    Обе рассмеялись.
    - Ника, понимаешь, со мной такое впервые. Нет, конечно я очень люблю Диму; я полюбила его давно, но это – совсем другое, просто наваждение какое-то.
    Ника уже приготовилась к тому, что излияния подруги продлятся довольно долго, но Саша внезапно умолкла.
    - Вы часто встречаетесь?
    - Нет, он даже не знает, что я его люблю.
    Ника молча уставилась на Сашу; постепенно ее губы начали расплываться в улыбке.
    - Сашка, ну ты даешь…Роман как в старину. Круто! А я уж думала, что нынче такого не бывает!
    Саша смутилась, и , казалось, даже расстроилась. Они поболтали еще немного и разошлись, договорившись встретиться через три дня.

    Случилось так, что в этом разговоре Саша впервые призналась самой себе, что влюблена. И теперь произнесенное признание пугало ее, словно обретя над ней некую магическую силу, которой она не в силах более противиться. Ее чувство неожиданно предстало во всей незыблемости, очевидности, от которой невозможно было никуда деться да и деваться, по правде говоря, особенно и не хотелось. Между тем она прекрасно сознавала всю его несостоятельность - если чувства вообще могут обладать состоятельностью - безосновательность. Влюбиться в едва знакомого человека, о котором не знаешь практически ничего, влюбиться глупо, как девчонка, ни на что не рассчитывая, и желая только одного – быть с ним рядом – это действительно глупо. Но как бы там ни было именно эта глупость и составляет теперь основное содержание ее жизни, именно на ней сфокусированы все ее мысли и устремления.
    У нее еще оставалось чуть больше часа до того времени, когда она обычно забирала Светку из садика. Оглушенная только что сделанным признанием, она остро чувствовало, что ей просто необходимо успокоиться, привести в порядок мысли и чувства. Саша попыталась расслабиться. Но, подобно все нарастающему шторму, ее душу сокрушали усиливающиеся приступы беспокойства. Не обретая конкретной формы, они распирали ее изнутри, выливаясь в стремительные движения и резкие жесты. Подобно раненой львице она металась по своей крохотной квартирке, кажущейся теперь совсем чужой, до крайности раздражающей убожеством попыток создания бедного уюта. Наконец ее взгляд остановился на собственном отражении в зеркале. Саша подошла вплотную к стоящему в прихожей трюмо и принялась заинтересованно разглядывать себя. На нее смотрела совсем чужая женщина, в облике которой весьма смутно угадывались смутно знакомые черты. Подойдя к стенке, Саша порылась в книгах, вытащила запрятанный туда портрет Морозовой и снова подошла к зеркалу. Теперь оно отражало два женских лица – одно реальное, другое – копию жившей много веков назад боярыни. Саша долго, не мигая, вглядывалась в отражение, пока оно не стало расплываться. Голова налилась свинцовой тяжестью. Положив портрет на трюмо, Саша вернулась в комнату и легла на диван.
    Беспокойство вскоре унялось, или просто спряталось, сменившись усталостью и безразличием. Она прислушалась к себе, но внутри звучала пустота, подобная той, какая охватывает – освобожденную перед переездом заполненную вещами квартиру. Остатками забытых вещей в голове то и дело проскальзывали лишенные окраски мысли: кончился хлеб – надо купить батон, молоко для Светки, не забыть крем для бриться для Димы – и так по кругу. Наскоро переодевшись, она уже совсем приготовилась к тому, чтобы выйти из дому, и тут , плохо сознавая, что делает, подошла к телефону и набрала номер Сильвестра.
    - Саша? – в его голосе звучало удивление.
    - Да. Я звоню, чтобы поблагодарить вас за портрет.
    - Он вам понравился?
    - Да. Портрет действительно не совсем обычный.
    - А как насчет сходства?
    - Да…Нет. То есть я не знаю.
    - Вы взволнованы. У вас ничего не случилось?
    - Все в порядке, Слильвестр, спасибо. – Тугой комок предательски подошел к самому ее горлу. Она ощущала, что готова вот-вот разрыдаться.
    - Кстати, как поживает ваша подруга? Кажется. Ее зовут Ника? - Он и сам понял, что сглупил, сделав вид, что не запомнил имени.
    - Да, Ника. Сегодня играли с ней вместе в теннис.
    - В теннис? – он не сумел скрыть своего удивления.
    - Ну да, в теннис. Вас это удивляет?
    - Нет, что вы, просто… – Он не договорил, жалея о том, что вновь заговорил с Сашей о Нике и попытался перевести разговор на другую тему. – Вы не виделись больше с Ферапонтовским?
    - Нет… Но у меня еще есть вопросы к вам. Это касается книги «Зодей».
    - Всегда буду рад помочь.
    - Спасибо. И еще раз спасибо за портрет. До свидания.
    Теперь во всяком случае у нее есть предлог для того, чтобы еще раз увидеться с Сильвестром. Пусть слабая, но все же ниточка, связующая их, существует, а значит, остается и надежда. На что? На этот вопрос она не могла себе толком ответить. Да и не старалась.

     

    Продолжение следует.


    Комментарии 6

    19.05.2009 09:13:40 №1
    д анун ах.

    19.05.2009 09:17:42  №2
    д аун н ах

    19.05.2009 11:01:10  №3
    Дану нах...

    19.05.2009 13:15:11  №4
    да ну вас...ей-богу...либо читайте, либо не гадьте....

    19.05.2009 14:00:35 №5
    Для №4 Скво (падруга индейца) (19.05.2009 13:15:11):

    не, ну как это не гадьте... Это же от души...

    19.05.2009 20:05:01 №6
    читаю!!

    19.05.2009 22:23:22  №7
    И шо? Шшоп посэрить тепер у москалiв запитувати дозволи трэба?
    Для №4 Скво (падруга индейца) (19.05.2009 13:15:11):

    20.05.2009 08:42:11 №8
    и эту часть прочитала.

    опять вторая сюжетная линия - историческая. такое впечатление, как будто автор таким образом отрабатывает технику, готовясь к созданию шедевра. ну что ж, ничего плохого в этом нет, т.к. читается легко.

    жду продолжения.

    20.05.2009 19:48:49  №9
    Для №3 Л.Н.Толстов. (19.05.2009 11:01:10):

    таким как вы надо презервативы бесплатно выдавать. По две штуки

    20.05.2009 19:49:21  №10
    Для №8 Татарочка (20.05.2009 08:42:11):

    спасибо

    20.05.2009 19:49:47  №11
    Для №2 Добрый (19.05.2009 09:17:42):

    таким как вы надо презервативы бесплатно выдавать. По две штуки

    20.05.2009 19:50:11  №12
    Для №1 11 Друзей Друзя (№ 1 Борис Бурда) (19.05.2009 09:13:40):

    таким как вы надо презервативы бесплатно выдавать. По две штуки

    20.05.2009 19:50:42  №13
    Для №5 Mak (19.05.2009 14:00:35):

    это у вас синдром кушинга?

    20.05.2009 19:51:30  №14
    лизорт - и захар рулят!

    20.05.2009 21:38:54 №15
    Выложи уже все - прочту

    21.05.2009 06:22:04 №16
    ну и где продолжение??

     

    Чтобы каментить, надо зарегиться.



    На главную
            © 2006 онвардс Мать Тереза олл райтс резервед.
    !