Так вот, жила когда- то в одном селе Василиса – глазами волоокая, коса до пояса. Поутру, когда Илья-пророк начинал путь свой по небу на колеснице золотой, ходила травы собирать от росы мокрые, а вечерами в своей избе мшисто-кособокой народ болезный принимала.
Бывало, придет к ней хто с кашлем чахоточным, так она сразу травок заветных в по горсти возьмет, да вещает : « А вот тебе мил человек трава Пронесуха, да Живокрутка. Завари их в воде ключевой, да и пей себе семь дён!». Зришь – и впрямь болезный не то, что кашлянуть, чихнуть другой раз боится. Токма рышет до ветру, как конь гнедой - ретивый.
Иль, другой раз приходит мужичок, с чиряком безобразным под оком ясным, так Василиса и тут помогёт завсегда. Пошепчет заговор заветный, да и давай яйцо прикладывать к чиряку то. Знамо дело – енто перво дело при такой конфузии. И не успеет она яйцо до пупа мужиковово дотянуть – исчез окаянный нарыв, а мужик красный ликом как свекла, лежит пот с лица утират.

Да, великая сила была дадена Василисе, уважали ее в селе то. А уменье и знанье она получила от бабки своей – Заворотихи. Зело она сильною ведуньей была. А Василису она с измальства подымала, сиротинушку. Нашла Заворотиха ее в чащобе лесной,под пнем трухлявым, да так и взяла в дом к себе. Василиса была дитем понимающим, все с лёту понимала, что ей Заворотиха учит. А как помёрла бабка то, так и заняла место ее по праву. А то что в селе иногда коровы молоко не давали, да на курей мор нападал –так то Василиса не со зла, а по женской немощи, которая с ними постоянной случалась.

Заехал как- то в село странник иноземный – хранцуз Мусье Мезирабель. Толи искал в горах каменья самоцветны, толь какой тайный умысел имел. Да приключилась с ним беда – с кобылы своей соскочил и ногу вывернул. Да добры люди, помогли – указали тому избушку то Василисину, донесли до самой двери грубо сколоченной. А что? Народ раньше в Сибирях отзывчив был , да добер.
Подивилась Василиса гостю чудному. Кафтану золотом шитому, да шляпе с пером пышным. Да и принялась за лечение. Взялась за ступню опухшую, да синию. Крутнула ее ,крикнув зычно заговор –Хуяк! Он завсегда помогал при члено искривлениях. Ожил хранцуз, глазами засверкал, засмеялся, усами черными и тонкими зашевелил. Встал на ноги, Василисе поклонился , да и молвит ей:
- О, ви мон шер спасли меня! Как отблагодорит вас?
А Василиса смутилась, взор потупила, дюже ей хранцуз понравился, не то что местны ухари, которы все норовили под подол залезть, и отвечет:
-Да не нать мне ничаво. Ежли то замуж возьмешь? – и залилось лицо девичье краскою пунцовою.
Мусье Мизирабелю, оно конечно, лик Василисин приглянулся, токма в Парижах с такой невестою на смех подымут. Да и росту то она была куда выше евоново.
-А фот мадама, давайте лучше вина изопьем? – хранцузишка достал из сумы своей штоф с вином и на стол поставил. Вино то было красным как ягода брусника, а вкус имело дивный и терпкий. Вздохнула Василиса, да и согласилася.
Вот и штоф уже опустел и в голове Василисы шум стоял и главакружение, а Мусье Мизирабель все не уходил. Зыркал волком голодным, подсаживался поближе и разговоры похабны заводил.
-А может Васили, ми амур де труа изобразим? – хранцуз сжал ладонею горячей, грудь Василисину.
-Ой, охальник, ведь я чиста исчо, да непорочна! Да хтож в жены то потом возьмет? – отстранилась от Мусье Мизирабеля, Василиса. Хранцуз нахмурился, да своего дела темного не бросил, а потрогал пятернею зад крутой Василисин.
- А туда, пардон? – вопросил чужестранец. Василиса не сразу поняла намек сей, а поняв хлопнула хранцуза по главе, за возопила.
-Да ты что лиходей! В гузло свой уд токма басурмане-нехристи суют! Мыж провославны, вона и церква у нас о трех маковках. Содомия, прости господи! – Василиса смачно плюнула в сердцах на пол. Хранцуз, озадаченный, затылку почесал, да и грит.
-Открой тебе тайный способ любови. Не простой я мон шер человек, а вхожий в орден Хабалистоф! – поднял гордо подбород к потолку Мусье Мизирабель.
-Способ сей зовется –минете. – изрек хранцуз, Василиса заинтересованно присела на лавку.
-А научи миня мил человек! – пьяные глаза Василисины огнем зажглися колдовским, а в устах ее палец оказался, нтерес великий появился..
-О наук сей прост и занятен. Берешь мой э.. прибор и в рот сопровождаешь и посасать, о как сэйчас свой перст сосешь! – хранцуз потянулся рукой расстегивать мотню на панталонах своих. Василиса же подивилась, простоте минете, да и взяла охотно в уста свои прибор хранцузов.

Ускакал Мусье Мизирабель, токма пыль столбом. А Василиса с тех пор только о минете и думала. Знамо дело девке то под мужика надоть, да хтож в жены возьмет ведунью то? А огурцы мало подходили, ибо что они супротив плоти то мужицкой. Но тут случай представился, принесли ей под ночь Прохора-охотника, таво в лесу ведмедь замял. Лежит на лавке в избе Василисиной –еле дышит. Василиса уж и отвар целебный сварила, да напоила и заговоры прочитала – а все одно не жилец видно на свете мужик. И тута случайно до уда Прохорова дотронулась, чудо воспрял его уд, силою налился. Крепкий всеж народ охотничий! И потянулась Василиса к нему губами. Пресвятая Мать моржиха! Зашевелился Прохор, рукой голову Василисину все к своим чреслам сильней прижимает. А раны его –кровяно рваные ,что ведмедь на его теле оставил, затягиваться начали. В опчем, оторвалась Василиса от уда, а Прохор тут жа сел, соколом глядит, плечами крутыми поводит. Так и спасла от смертушки лютыя охотничка. С тех пор потянулся к избе корявой люд мужиской. А Василису стали звать Премудной.

Все б хорошо, да насторожились жонки мужиковы. Чтож такое, мужик как палец порежет ,иль в драке пияной хто ему глаз выкрасит –а сразу к Василисе бегом, личение делать.
Подсмотрели как то бабы, как Василиса всех минете излечиват, да задумали погубить ее.
Изловили как то ночью, повязали, да потащили в лес на заветну поляну, идее с утра уж котел с водою на кострище закипал. Бросили туда Василису то, она и сварилася. Мясцо девичье потом псам отдали, а кости в землицу схоронили.
А только одна девка – Дуняшка хитрей оказалась. Запрятала у себе на шею в мяшочек холшовый три зуба с черепу Василисинову. Ибо зубы с черепу ведуньи –страшной силы ахмулет для приманки жонихов. Знамо дело!
А мужики в том селе закручинилися, запили брагу, да и жонок своих етить перестали. Они ж бабы-дуры, минете им не делали. Ну, да и поделом им!

© resonoid